есть люди, — и я б[ылъ] такой, когда это[го] другаго, невѣрящаго тому, кто не въ духѣ, не было; но если онъ есть въ нѣкоторыхъ, то долженъ быть во всѣхъ. Онъ есть, только не выдѣлился, какъ не выдѣлился въ непроросшемъ зернѣ.
6) Я говорилъ себѣ, что смерть похожа на сонъ, на засыпаніе: усталъ и засыпаешь, — и это правда, что похоже, но смерть еще болѣе похожа на пробужденіе. Въ снѣ я знаю оба момента — и засыпанія (хотя этого я не сознаю) и пробужденія, к[оторый] сознаю. Въ смерти же я знаю моментъ пробужденія (хотя и не сознаю его) и моментъ умиранія, к[оторый] сознаю.
Такъ что смерть есть навѣрное засыпаніе и вѣроятно — пробужденіе. То, что это — засыпаніе, подтверждается тѣмъ, что оно совершается при усталости; то, что это — пробужден[іе], подтверждается тѣмъ, что оно совершается вслѣдствіи нарушенія спокойст[вія] и благосостоянія, т. е. страданій, и вслѣдствіи не усталости, а, напротивъ, полнаго отдохновенія, готовности къ дѣлу жизни. (Все это не ясно, надо передума[ть].)
7) Какъ представляться долженъ міръ собакѣ, волку: она не представляетъ себѣ человѣка брюнетомъ, плѣшивы[мъ], бѣлымъ, вообще извѣстнымъ зрительны[мъ] образомъ, а запахомъ: горькимъ, кислымъ, сладкимъ и т. п. Для собаки видъ человѣка тоже, что для насъ его запахъ. А какъ представляться долженъ міръ мухѣ? Трудно догадаться и сколько нибудь представить себѣ.
8) Прекрасная сказка Андерсена о горошинахъ, к[оторыя] видѣли весь міръ зеленымъ, пока стручокъ б[ылъ] зеленый, а потомъ міръ сталъ желтый, а потомъ (это уже я продолжаю) что[-то] треснуло, и міръ кончился. А горошина упала и стала рости.
9) Нѣсколько разъ за это время охватывало чувство радости и благодарности за то, что откры[то] мнѣ.
10) Карлейль говоритъ, что атеиз[мъ] приводитъ къ валетизму. Кто не признаетъ власть Бога, непремѣнно признаетъ власть человѣк[а].
15 Сент. 1904. Я. П.
Начинаю эту тетрадь продолженіемъ[1] того, что надо записать на 15 Сент[ября].
11) Въ старости отмираютъ способности, внѣшнія чувства, к[отор]ыми общаешься съ міромъ: зрѣніе, слухъ, вкусъ, но за то нарождаются новыя не внѣшнія, a внутреннія чувства[2] для общенія съ духовнымъ міромъ, — и вознагражденіе съ огромны[мъ] излишкомъ. Я испытываю это. И радую[сь], благодарю и радуюсь.
12) Лихтенб[ергъ] говоритъ, что насѣкомыя живутъ будущимъ, какъ мы прошедшимъ. И мы живемъ будущимъ, когда устанавливаемъ долгъ, вытекающі[й] изъ вѣчнаго закона, долгъ, к[оторый] опредѣляетъ въ самомъ существенномъ всю нашу будущую жизнь.[3]
13) Странное дѣло: я пришелъ къ тому убѣжденію или, скорѣе, вернулся, что всякое объективн[ое] изученіе есть суета, обманъ, даже преступленіе, попытка познать непостижимое. Только свой субъективн[ый] міръ открытъ человѣку, и только изученіе его плодотворно. Изученіе внѣшняго міра есть изученіе данныхъ своихъ чувствъ (sens).[4] И потому и изученіе внѣшняго міра — естествен[ныя] науки — плодотворно только тогда,
- ↑ Зачеркнуто: запис
- ↑ Зачеркнуто: ну[жныя]
- ↑ Мысль 12-я отчеркнута и на полях написано: Время.
- ↑ [внешнее чувство]