Перейти к содержанию

ЭСБЕ/Метрика

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Метрика
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
Словник: Мекенен — Мифу-Баня. Источник: т. XIX (1896): Мекенен — Мифу-Баня, с. 197—199 ( скан · индекс ) • Даты российских событий указаны по юлианскому календарю.

Метрика (греч. τέχνη μέτρική, лат. ars metrica, от греч. μέτρον — метр) — учение о строении мерной, поэтической речи. Впечатление правильности, закономерности, производимое поэтическою речью, может зависеть и от числа звуковых единиц (слогов) в каждом из звуковых рядов, составляющих одно целое (т. е. в стихе или полустихе), и от правильного чередования созвучных звуковых групп в начале или в конце таких рядов (рифма, ассонанс, аллитерация), и от определенной последовательности долгот и краткостей (т. е. длительных, протяжных и кратких, быстро произносимых слогов), и от попеременного следования повышений и понижений голоса (слогов ударяемых и неударяемых). Предполагается, во всяком случае, возможность расчленения поэтической речи на такие легко ощутимые, быстро схватываемые чувствами и сознанием части, в последовании которых замечается ритм (см.) или неизменный, строго определенный порядок. Метрика исследует законы ритма в их применении к звукам человеческой речи, и составляет часть ритмики, имеющей своим предметом общее применение этих законов.

Как особая отрасль научного знания, М. восходит в глубокую древность. В Греции ее изучение стояло в тесной связи с теоретическим изучением музыки в школах; как древнегреческая поэзия в своем развитии вообще всегда шла рука об руку с музыкой, так и элементы М. были впервые разрабатываемы в связи с вопросами гармоники и общей ритмики. Наибольшей законченности теория музыкального и поэтического ритма достигла в школе Аристотеля, а именно в сочинениях его ученика, тарентинца Аристоксена (около 318 г. до Р. Х.), исходная точка которого заключалась в единстве ритмических начал музыки и поэзии. Среди грамматиков александрийской эпохи сознание этого единства мало-помалу стало утрачиваться, и в основание учения о метрических формах они начали полагать уже исключительно изучение одних только поэтических текстов, независимо от их мелодической стороны. Такое понимание задач М. мы встречаем у греческих грамматиков Гефестиона (в середине II в. до Р. Х. — автор метрического «Руководства», έγχειρίδιον) и Гелиодора (около начала христианской эры), а также у знаменитого римского полигистора М. Теренция Варрона (116—28 г. до Р. Х.). В царствование Аврелиана философ Кассий Лонгин с целью, главным образом, изучения практических приемов версификации, сделал из сочинений этих старых метриков небольшое извлечение, впоследствии продолженное и переработанное Ором. Из позднейших метриков замечательны Теренциан Мавр (в конце III в. после Р. Х.), Атилий Фортунациан, К. Марий Викторин (в середине IV в. после Р. Х.), блаженный Августин (его «libri IV de musica» трактуют собственно не о музыке, а о М.), Диомед, Присциан и др. В конце первого христианского тысячелетия и в начале второго изучение вопросов М. оживилось, особенно благодаря трудам Михаила Пселла (XI в.) и братьев Иоанна и Исаака Цецов (XII в.). Источником византийской М. продолжало служить главным образом «Руководство» Гефестиона, со схолиями к нему, в особенности в переработке грамматика Трихи (XI в.). Чисто практическим направлением отличаются также и труды более поздних византийских метриков — Мануила Мосхопула, Фомы Магистра (XIII в.) и Димитрия Триклиния (XIV в.). Механические правила версификации, выработанные греческими и римско-византийскими грамматиками, продолжали действовать в течение средних веков и отчасти нового времени, пока Ричард Бентли и Оттфрид Германн не положили начала новому ряду изысканий в области М., сущность которой они оба усматривали в ее тесной зависимости от ритмики. Исходным пунктом при этом послужили преимущественно такие более простые стихотворные формы, в которых наблюдается повторение одной и той же схемы, например ямбический триметр, трохаический тетраметр и т. п. Ни Бентли (главное его сочинение по М. — «Schediasma de metris Terentianis»), ни другой английский филолог, Ричард Порсон (см. предисловие к изданной им трагедии Еврипида «Гекуба»), не затрагивали еще сложных и разнообразных размеров лирических частей в древних трагедиях. Первым, кто пролил некоторый свет на их строение, был Оттфрид Германн («Elementa doctrinae metricae»), точно установивший их схемы и пытавшийся дать и теоретическое их разъяснение на основании «Руководства» Гефестиона. Еще дальше пошли современники Германна, Фосс и Апель, внесшие в его систему немало существенных поправок, особенно при помощи сопоставления древних метров с ритмикой современной музыки; им принадлежит первая попытка объяснить часто встречающееся в древних стихотворных текстах сочетание разнородных стоп в одно целое, путем предположения, что в таких случаях долгие и краткие слоги были не всегда одинаковой длительности. С другой стороны, Фосс и Апель не обратили должного внимания на показания древних метриков, и этот недостаток их был исправлен Августом Беком, который впервые положил в основание М. тщательное изучение фрагментов Аристоксена и вообще всего, что уцелело от традиций древнегреческой ритмики. К нему примкнули А. Россбах и Р. Вестфаль.

М. древних народов существенно отличается от М. современной. В наиболее древнюю пору характерным признаком поэтической речи являлось именно отсутствие правильного метра, т. е. однообразной ритмической единицы, составленной из двух или более слогов, с определенным расположением долгот и краткостей, или с акцентом на надлежащем месте. В поэзии древних египтян, халдеев, евреев, китайцев и отчасти индийцев мы прежде всего встречаемся с ритмом мысли или предложений, проявляющимся в так называемом параллелизме (parallelismus membrorum), как, например, кн. Бытия, II, 2: «и совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал». У арабов в Коране и Макамах параллелизм отсутствует, но основанием для расчленения простой, неразмеренной речи на ритмические ряды служит повторяемость созвучных звуковых комплексов (рифма). Следующей ступенью в развитии ритмической речи является слоговое или слогочислительное (силлабическое) стихосложение, основанное на счете слогов, без определенного порядка, как долгот и краткостей, так и ударений. Слогочислительное стихосложение возникло на почве народной песни, в которой определенному музыкальному размеру соответствовал текст, совпадавший с ним единственно в числе звуковых единиц и в последнем ударении стихов и полустиший. Оно удержалось доселе в языках, которые, как, например, романские и польский, по ограниченности просодии оказываются неспособными к стопосложению. В русскую литературу совершенно несвойственное духу русского языка силлабическое стихосложение под влиянием польской литературы проникло в XVI в., ко второй половине которого относятся стихотворное предисловие к острожскому изданию Библии и описание герба князя Острожского; и то, и другое написаны «двострочными согласиями», т. е. силлабическими двустишиями. Несмотря на то что силлабическая версификация в России являлась плодом подражательности и моды и принуждала нарушать и просодию, и правила синтаксического строя русского языка, она продержалась до начала прошлого века и нашла лучшее свое выражение в стихотворениях Антиоха Кантемира. Не менее древним является и количественное, квантитативное или метрическое (стопное) стихосложение, свойственное тем языкам, в которых разница между долгими (протяжными) и краткими слогами заметнее, нежели разница между слогами ударяемыми и неударяемыми. Сюда относятся языки греческий, поэзия которого, по-видимому, с самого начала была количественной, латинский, усвоивший количественное стихосложение под влиянием греческого, отчасти санскритский (в поэзии которого — в более древнюю пору, в эпоху Вед — количественное начало проявляется лишь в конечных слогах стиха, построенного скоре по принципу слогочислительного стихосложения; в позднейшее время это начало определяет собой уже строение стиха во всех его частях) и персидский, в котором с Х в. слоги каждой стопы регулируются в стихах также сообразно их количеству, т. е. долготе или краткости. Была попытка ввести метрическое стихосложение и в русский язык. Она принадлежала Лаврентию Зизанию, который, следуя в своей славянской грамматике общей схеме греческой грамматики, разделил славянские гласные на «долгие», «краткие» и «общие или двоевременные», и соответственно с этим делением создал славянскую версификацию. Его пример увлек Мелетия Смотрицкого († в 1633 г.), не только усвоившего и развившего его теорию, но давшего и первые образчики русских метрических стихов. Замечено, однако, что с течением времени долгота или протяжность слогов в языках первоначально квантитативных (количественных) ослабевает, уменьшается, а ударение (акцент), напротив, сильнее предъявляет свои права; последний признак, как более удобный для ритмических целей, мало-помалу берет перевес над первым, и стихосложение из количественного превращается в качественное, тоническое, акцентное, основанное на правильном чередовании ударяемых и неударяемых слогов. Это стихосложение свойственно, между прочим, языкам немецкому и русскому, причем в русскую искусственную поэзию оно вошло со времен Тредьяковского («Способ к сложению Российских стихов», 1735) и особенно Ломоносова («О правилах Российского стихотворства», 1739). Склад русской народной песенной речи лишь отчасти подходит под формулу тонического стихосложения, которое в сущности построено на основаниях древнегреческой метрики, с заменой утраченной протяжимости гласных — акцентом. Характерные особенности русского народного стихосложения, сближаемого учеными со стихосложением литовским и древнеиранским, состоят в параллелизме, в строфном строении (по двустишиям) и в отсутствии стопности: метрической единицей является здесь «тонический период», состоящий из полустишия с одним главным акцентом. См. Стихосложение.

Общие сочинения по метрике: R. Westphal, «Allgemeine Metrik der indogermanischen und semitischen Völker auf Grundlage d. vergleichenden Sprachwissenschaft» (B., 1892); Ф. Е. Корш, «Опыт ритмического объяснения древнеиндийского эпико-дидактического размера clokas» (M., 1896); Saalschütz, «Von der Form der hebräischen Poesie»; Олесницкий, «Рифм и метр в ветхозаветной поэзии» («Труды Киевской Духовной Академии», 1872); A. Rossbach u. R. Westphal, «Metrik der griech. Dramatiker und Lyriker» (Лейпциг, 1854—1865); Christ, «Metrik der Griechen und Römer» (2 изд., Лейпциг, 1879); Я. Денисов, «Основания метрики у древних греков и римлян» (М., 1888); его же, «Важность изучения М. в связи с кратким изложением истории этой науки» (М., 1893). Специально о русской М. писали: А. Х. Востоков, «Опыт о русском стихосложении» (2 изд., СПб., 1817); Кубарев, «Теория русского стихосложения» (1837); Остолопов, «Словарь древней и новой поэзии» (I, стр. 303—336); П. Перевлесский, «Русское стихосложение» (СПб., 1863); В. Классовский, «Версификация» (СПб., 1863); С. Шафранов, «О складе народно-русской песенной речи, рассматриваемой в связи с напевами» («Ж. М. Н. Пр.», 1878, октябрь, ноябрь; 1879, апрель); Серов, «Русская народная песня, как предмет науки» («Музыкальный Сезон», 1870, № 6); Р. Вестфаль, «О русской народной песне» («Русский Вестник», 1879, сентябрь); П. Д. Голохвастов, «Законы стиха русского народного и нашего литературного» («Русский Вестник», 1881, декабрь); П. П. Сокальский, «Русская народная музыка» (Харьков, 1888, стр. 211—307); Ф. Е. Корш, «О русском народном стихосложении» («Известия отд. русского языка и словесности Императорской академии наук», 1896, I и сл.).

А. Деревицкий.