Доклад о международном и экономическом положении России на XVII Московской губернской конференции (Ленин)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Доклад о международном и экономическом положении России на XVII Московской губернской конференции[1]
автор Владимир Ильич Ленин (1870–1924)
Опубл.: 13 марта 1920. Источник: Ленинский сборник / под общ. ред. А. Г. Егорова, П. Н. Федосеева — М.: Политиздат, 1975. — Т. XXXVIII (38). — С. 293—304.

13 марта 1920 г.

Международное положение нашей Республики никогда еще не было так хорошо, как в настоящее время — как это ни странно сказать собранию людей, великолепно знающих и чувствующих всю тяжесть современного положения, особенно когда конец зимы принес неслыханное обострение холода и всяческой нужды. Как это ни странно, факт совершенно объективно свидетель­ствует, что мы над всей Антантой, т. е. над всеми богатейшими капиталистическими странами, одержали самую серьезную по­беду. И чем чаще приходится смотреть на отзывы буржуазной прессы, западноевропейской и американской, особенно на от­зывы прессы капиталистической и той ее части, которая всего более враждебна Советской Республике, тем яснее громадная победа, которую мы одержали… Когда они решили помогать из всех сил Юденичу, Колчаку и Деникину, они давали себе отчет, что борются против революции у себя дома, борются против мировой революции. Во время двухлетней борьбы они сотни миллионов золотом выкинули на то, чтобы помочь рус­ским белогвардейцам, организовывали школы для русских офицеров и тысячи своих людей перебрасывали в белогвардей­ские армии и тысячами отправляли туда русских пленных. Бело­гвардейцам оказывали поддержку все самые могущественные державы, которые господствуют над всей землей. Нет уголка, куда бы не простиралась власть Америки, как власть финан­совая, власть банка, так и военная власть. Германский флот был единственным соперником Америки, но теперь, когда Америка настраивает необъятное количество судов и когда Англия находится с ней в союзе, никакая борьба [с ними] на море ни для одной державы не была бы возможной. С точки зрения военной силы борьба казалась безнадежной, ибо эти державы во много раз сильнее нас даже и теперь. Если бы они могли пустить против нас военную силу, которая у них есть, то в несколько месяцев судьба Советской России была бы решена. И несмотря на это, мы одержали победу, потому что все державы вынуждены были свои войска увести, и теперь, после снятия блокады, после снятия заградительных границ, они путаются в ногах друг друга, и единственно кто остался против нас — это Польша.

Польские помещики бряцают оружием изо всех сил. Мы хорошо знаем, что поезда с оружием приходят в Варшаву из Западной Европы чуть ли не каждый день. Тут, конечно, ясно, что западноевропейский империализм не хочет выбросить то количество железа и стали, которое пущено в снаряды, пушки и т. д. Они рассуждают так, как говорил журналист в одной газете: если нам захочется продать эти пушки и снаряды на рынке, мы не выручим и пятака; если продадим их Колчаку и Деникину, мы сделаем выгодное дело, ибо, если мы нажили рубль на рубль, когда поставляли все это нашему государству, то теперь, пожалуй, десять рублей на рубль наживем. С точки зрения коммерческой, с точки зрения свободной торговли — наши меньшевики стоят до сих пор на этой точке зрения — иного расчета не могло и быть: ведь они все равно потеряли бы целиком все снабжение. И когда недавно все это оказалось целиком в наших руках, капиталисты стали разводить руками и говорили: наши купцы просчитались, они выкинули сотни миллионов рублей; хорошо бы, если бы они все это потопили, как сделали немцы со своими судами, а они сделали хуже, они их отдали большевикам (аплодисменты). Теперь торговля проходит в том, что пушки и винтовки день за днем отправляются в Варшаву и сдаются польским помещикам и капиталистам, которые платить ничем не могут, кроме того, что отдают земли, продают акции оптом и в розницу.

До сих пор им удается надувать польские массы, это им удается потому, что Польша была угнетена во время царизма, и там еще жива ненависть к «москалям». Но Польша предста­вляет из себя страну, которая разорена до последней степени. Вы знаете, что Польша страдала от империалистической войны гораздо больше, чем другие страны. Много раз проходили и рус­ская и немецкая армии через ее территорию, целые деревни уничтожены, и в этой разоренной стране помещики и капиталисты пытаются удержаться тем, что принимают оружие Ан­танты, отдавая земли и акции и рассчитывая, что получат под­крепление для своих войск, но они сами не знают, будут ли воевать или нет. Положение такое, что никто, и мы не знаем, и польские представители не знают, будут ли они воевать или нет. Но чтобы получить побольше припасов, они делают вид, что воевать хотят. Там многие партии проповедуют, что необхо­дима война с большевиками; нам, говорят они, как капитали­стической стране, рядом с Советской Россией не жить; либо мы, либо они. Так рассуждают польские помещики. С этой точки зрения они проповедуют войну против России, приносят в жертву свои интересы, интересы денежного мешка. Но поль­ская мелкая буржуазия войны не хочет, как и польский про­летариат. Ибо, если бы вся польская мелкая буржуазия хотела воевать, то, как говорит здравый смысл, она помогла бы Дени­кину тогда, когда он стоял под Орлом. Но какой результат был бы тогда? Деникин — в России, он — царский генерал, по­мещик, он снова установит ту политику русских капиталистов, которую продолжал и Керенский с меньшевиками и эсерами, политику непризнания автономных маленьких государств, по­литику, которая заключила тайный договор, разоблаченный большевиками, когда помещикам были обещаны Константи­нополь и Дарданеллы за победу над немцами. Победа Дени­кина была бы поражением для Польши, ибо Франция никогда не стала бы защищать Польши.

Франции нужна царская Россия, чтобы она могла защищать ее, чтобы она была бы угрозой для Германии. Франция ничего так не желает, как восстановления монархии в России. Англия боится царской России потому, что Англия была главным со­перником России. В свое время они поделили Персию, но теперь Англия «скушает» ее всю, Англия стремится «скушать» почти весь Кавказ, и наша победа над Деникиным сделала то, что Франция стала бороться против Англии. Между Францией и Англией появились интриги, и хотя они называют себя Лигой наций, но на самом деле это — две собаки, дерущиеся из-за одной кости. На словах у них союз наций, Лига наций и про­чее, на деле у них нет никакого единства.

Мы пользуемся поддержкой рабочих всех стран. Рабочие Франции, Германии отказались воевать против нас. Английские солдаты уведены из Архангельска. Наш широкий фронт крепнет, в то время как враги наши борются между собой, как бешеные собаки. Это и сделало то, что мы два года боремся в стране, которая была всех более разорена, что после империалистиче­ской войны мы выдержали гражданскую войну, которую под­держивали все помещики и капиталисты всего мира, и тем не менее мы победили.

Многие спрашивают — из-за чего была война? Раньше не желали поставить этого вопроса, но нельзя продолжать держать цензуру бесконечно. И вот начинаются разоблачения. То, что мы сделали сразу, то понемногу просачивается теперь на свет во всех европейских странах и в Америке.

В прошлом году здесь был американец Буллит, которому мы сказали, что мы готовы на территориальные уступки при заключении мира… Когда Ллойд Джорджа[2] спросили, правда ли, что ему предлагали подобный мир, он солгал, что ничего о подобном мире он не слыхал. И вот в Америке вышла книжка Буллита, где он печатает текст нашего проекта договора. Империалисты, таким образом, разоблачены Буллитом, как последней степени дурачки. Они не приняли мира и поставили на карту сотни миллионов денег и сотни тысяч людей и про­играли ставку. Во Франции недавно опубликованы переговоры, которые начал бывший австрийский монарх с Францией, предла­гая ей мир. Тогда был во Франции Тома[3]. Он знал об этих пере­говорах, но скрыл их, и Франция потеряла так много, что никакая страна не может ей заплатить. Разоблачения показы­ вают, что мир в 1916 году был возможен, но его не хотели капи­талисты. И сейчас империалистические страны находятся в по­ложении, когда они не хотят заключать с большевиками мира. Но мы говорим, что нет ни одной страны, где бы не знали слова «большевик» и слова «Совет» и где бы рабочие не стояли на сто­роне Советской власти. Это и лишило Антанту возможности вое­ вать против нас. Вот к чему сводится международное положение.

Внешне они все сильны, на самом деле они бессильны, у них солдат нет. Разоблачения между ними идут изо дня в день, борьба идет так, что они разоблачают друг друга. Япония меньше всего участвовала в войне и больше всего обогатилась. Америка из всех стран не видала ни одного сол­дата на своей земле и самые богатые из всех стран — Франция и Англия — у нее в долгу, как в шелку. До войны Америка была в долгу у Франции и Англии, после войны они остались в долгу у Америки. До сих пор рабочим и крестьянам говори­лось: немцы заплатят. Теперь и дураки видят, как бы они Германию ни ограбили, ничего Германия не заплатит, разде­того и голодного человека ограбить нельзя. Банкротство с каждым годом приближается. Одних процентов надо платить миллиарды капиталистам и помещикам за то, что они позволили рабочим резать себе глотку. Они приближаются к краху го­раздо быстрее, чем можно было бы предполагать. Все они раздроблены, а мы оказываемся едиными не только внутри Совет­ской России, но и вне ее.

Польша продолжает нам угрожать, Финляндия заменила министерство более мирное более военным, и там также бря­цают оружием. Сколько тут серьезного желания, нельзя ра­зобрать, но военное согласие они держат. Поэтому мы не мо­жем демобилизовать нашей армии и должны все войска пере­двигать на запад, а это чрезвычайно трудно, потому что вопрос транспортный тяжел, транспорт разрушен. Мы знаем, что по­ляки ждут момента, когда наши солдаты будут дальше, [но война с Колчаком] затрудняет переброску на Западный фронт.

И нам приходится говорить нашим солдатам: подождите! Приятно освободить после Нижнеудинска Читу, это приятно, конечно, нам приходится выдерживать борьбу с нашими ко­мандирами, которые хотят еще пройти, еще сотню верст, и тогда-де мы добьем до конца. А мы должны говорить: неважно, если через полгода получим Сибирь — это неважно, а спасение от войны с Польшей — это важно. Если будет такое положение, то польские помещики будут бряцать оружием, но воевать не посмеют. Старая поговорка говорит: если приготовишься к войне, то получишь мир.

А разруха транспорта у нас дошла до чудовищных разме­ров. В самых богатых странах положение транспорта дошло до того, что они сокращают пассажирское движение. Страны, как победительницы, которые берут дань с побежденных, — и в этих странах война также вызвала разруху транспорта. В Рос­сии эта разруха усугублена тем, что в России взрывали мосты и белые и красные. Донская область и Северный Кавказ и многие другие местности переходили из рук в руки, что каждый раз сопровождалось разрушением. В связи с невозможностью демо­билизовать нашу армию, в связи с трудным положением, когда страна все принесла в жертву войне и когда все разорено, естественно, что лозунги наши должны быть учтены на осно­вании этого положения. У нас состояние нашего хозяйства тяжелое, это [не] дает возможность браться за большую работу.

Если французские и английские солдаты сражались с нами и мы победили, то тем более мы победим на внутреннем фронте; но эта борьба гораздо более длительная, эта борьба, с которой нельзя идти на поле битвы… Два года тому назад, после Ок­тябрьской революции, у нас было десять — двенадцать [млн.] штыков, но у нас не было армии. Старая армия разложилась, и хорошо, что разложилась, она могла поддерживать только поме­щиков и капиталистов, а армии новые явились не сразу, и про­шли месяцы, пока мы научились па новых началах, руководимые коммунистами, создать армию, для которой принесены неслы­ханные жертвы.

Ни один слой населения не принес столько жертв, как рабочие-коммунисты, никогда не было так велико чи­сло погибших, как число курсантов из коммунистов; и офицеры, полковники старой армии, которые служили у нас, выражали удивление и говорили: сотой бы доли того, что выносит солдат теперь, он не вынес бы при царе и капиталисте. И смотрящие [трезво] на вещи и на последствия полковники, не будучи коммунистами, говорили, что эта армия побеждает потому, что знает, за что она борется. Наша армия знала, что борется имен­но за свои интересы. Это рёшало войну. Но это потребовало месяцы долгих трудов, и ни на одном фронте мы не одерживали победы сразу, Деникин доходил до Орла, и после громадного поражения, напрягая все силы, мы могли одерживать победу.

Теперь весь опыт, который мы накопили за войну, мы дол­жны перенести на фронт труда. Тут нельзя перейти механически, основное отношение между классами остается. В войне мы по­беждали потому, что за рабочими шла масса, причем военные спецы старые генералы, полковники старой царской буржуазной армии, которые сотни раз совершали измены и предательства, и при каждом предательстве тысячи солдат гибли от этой из­мены, тем не менее мы десятки тысяч генералов и офицеров получили, и они образовали нашу армию, не будучи коммуни­стами, сохраняя сочувствие к капиталистам, сохраняя отри­цательное отношение к большевизму; живя в военной обста­новке, сознательно поддерживая крестьян и рабочих, они пере­рождались. Вот это основное отношение между коммунистами, которые руководили пролетариатом, и буржуазными специали­стами — это основное отношение мы применили на деле и его надо применять с соответствующими изменениями на те задачи, которые стоят перед нами.

Я, к сожалению, зашел немного далеко и теперь должен говорить в кратких чертах о хозяйственном труде, о значении трудовых армий, о профессиональных союзах, об объединении начал и о коллегиальной системе управления. Что касается трудовых армий, почему нужна милитаризация? Она нужна по двум причинам. Армии у нас велики, мы не можем их сразу перебросить, потому что транспорт у нас разрушен, надо использовать их, где они находятся, считаясь с теми привычками, которые сложились, и необходимо восстанавливать хозяйственную жизнь. У нас есть хлеб, миллионы пудов, и мы не мо­ жем подвезти его, а отсутствие хлеба создает не только муче­ние голода, но невозможность никакого строительства. Когда одержаны наши победы на фронте, нам необходимо перейти на другие задачи, и нельзя не учитывать этого положения в теперешней борьбе. Чрезвычайно много делается ошибок, рассуждая об общем положении и учитывая теперешнее данное положение. Мы имеем большие армии, больше чем нужно, но не можем ни распустить их, ни быстро перебросить на необхо­димый фронт. Поэтому нужно их использовать. Вот одна из причин, благодаря которой мы ограбили все учреждения, мы говорили: все для Красной Армии. Мы ничего не жалели для Красной Армии и говорили: как бы велики ни были жертвы, мы должны победить тех, которые несут за собою победу капиталистическую, ибо тогда мы можем отстоять и хозяйство страны. Это правильное рассуждение, именно и тем доказали рабочие и крестьяне свое сочувствие Советской власти, что они переходили на сторону Советской власти. Так совершали дело сочувствия трудящиеся массы, это сочувствие было отдано, и ради Красной Армии мы могли брать последнее со страны, которая была и без этого в величайшей степени разорена.

Теперь, когда мы выдержали двухлетнюю борьбу, сейчас страна оказалась в еще более разоренном положении. Мы гово­рили: все для войны. Если война справедлива ради победы рабочих и крестьян — все для полной победы, не жалейте ничего, действуйте с военной дисциплиной. Если говорим — диктатура пролетариата — это означает единую волю, чтобы все меры, ясно поставленные, твердо поставленные цели шли к ней, чтобы никто не мог отвлечь или удержать нас. Мы нахо­димся в предсмертной схватке с нашим смертельным врагом, и кто не за нас, тот против нас. Теперь [надо] победить разруху, это враг не менее смертельный, он несет голод и холод, и враг еще более опасный потому, что страна находится в еще более глубоком истощении, чем прежде. Война кончена на фронте кровавом, война продолжается на фронте бескровном. Эта война такая [же] беспощадная, жестокая, как всякая дру­гая война, и тут ни сомневаться и ни рассуждать некогда, и мы этого не допустим… Словом, все должно быть принесено в жертву этой цели, потому что для всех ясно, что страна после двух лет войны еще более голодает.

Такого мучительного конца, как конец девятнадцатого[4] года, мы не переживали. И сейчас настолько разорена страна, настолько силен голод, все раз­деты и разуты, таких размеров [разрухи] Россия не достигала доныне, и дальше существовать она так не может. Поэтому война продолжается, нужно с полной энергией все силы на­ прячь и поступать так, как пролетариат делал: кто мешает, мы того устраним, пролетариат должен руководить, чтобы вырвать трудящиеся массы из-под ига помещиков и капита­листов… Поэтому, когда нужда достигла самой крайней сте­пени, эта милитаризация является необходимым основанием; действовать приемами сразу среди масс настолько усталых, разоренных, дошедших до отчаяния, — тяжело, и тут надо действовать, как действовали на войне, когда твердо шли впе­реди и не позволяли никому ни малейшего колебания. Нам нельзя было разговаривать: победа или нет, и передние ряды коммунистов шли и одерживали победу над неприятелем более сильным. Точно так же нужно действовать теперь, и вот почему милитаризация труда является невыдуманной, она является необходимостью, продиктованной крайней степенью разорения.

Если мы победили, то только потому, что передовые рабочие, коммунисты [поднялись] выше цеховых и групповых и местных интересов, они сумели идти в первые ряды и гибнуть, и только этим увлекали за собою несознательных рабочих. Такими же приемами мы должны идти [к ликвидации] хозяйственной разрухи, эта победа труднее, тут самопожертвованием, взрывом энтузиазма победить нельзя. Тут нужна длительная организа­ция, тут русский человек был всегда слаб, и надо все те орга­низационные навыки, всю ту силу сплочения, единство воли, которую рабочие и крестьяне выявили во время гражданской войны, во что бы то ни стало сохранить, все усилия напрячь против распада, который намечается в тяжелой форме — го­лод, холод, расстройство транспорта, — против всего этого устоять и вывести страну из него на благосостояние. Если мы имеем хлеб, соль, мы начнем давать его мужику не в виде цвет­ных бумажек, когда они разутые и раздетые, а в виде обмена на товар. В Сибири, на Украине есть богатые крестьяне, кото­рые имеют богатейшие излишки хлеба, которых Советской власти не выдали и, переменив две дюжины правительств, они не желают признавать сейчас никакой власти. Тут нужна долгая, упорная борьба, борьба, которую [мы] вынесли в обстановке самого большого военного напряжения; мы должны распространить ее на громаднейшую область нашей широкой задачи. У нас не хватает людей, не хватает работников, мы знаем, что силы в Петрограде и в Москве исчерпаны, истощены, и мы говорим: иначе, как милитаризацией, военной доблестью, военной концентрацией сил, нам из кризиса не выйти. И вот профессиональные союзы должны играть здесь большую роль; в их руках должна быть власть, но надо иметь в виду, что Со­веты являются руководителями. Если будем говорить, что про­ фессиональным союзам — хозяйственные вопросы, а Советам — политическая власть, это было бы абсурдом. Мы знаем, что профессиональные союзы оказались на высоте, потому что они давали силы, не щадя лучших работников, они их отдавали по требованию государства на военное дело. Так и теперь мы должны помочь профессиональным союзам, подкрепить их, дать им подмогу, они не могут стоять на узкой точке зрения.

Нужно, чтобы Советская власть устояла в борьбе с раз­ рухой, нужно, чтобы Советская власть сумела быть высшей в ка­ких угодно производствах при коллективных, сознательных ин­тересах, при единстве воли. Вот почему колебания на этот счет не должны иметь место. Это лежит на обязанности профессиональных союзов, иначе они всегда рискуют привести к тому, что люди могут перенести интересы социалистического госу­дарства на интересы отдельных групп. Необходимо все это иметь в виду при разрухе, когда наше хозяйство на девять десятых разрушено… Все это было во время войны, и мы побе­дили потому, что приносили все в жертву для одной цели.

Если мы не решим этой задачи в короткий срок, тогда никакая отрасль промышленности, ничто нас от гибели не спасет. Вот почему в вопросах коллегиальных мы говорим, что мы должны стать опираясь на единство пролетариата; не будь у нас аб­ солютного единства воли, абсолютной твердости воли, разве не ясно, что … нас скинули бы так, как скинули в Венгрии[5] — это всякий понимает. А если твердость нужна была во время войны, то эта твердость нужна и теперь. Если говорят, что у нас должны быть коллегии, что должна быть коллегиальная си­стема при управлении хозяйством, [то нужно определить] в какой степени возможна эта структура, иначе опасность будет в том, что коллегиальность будет потерей времени на рассуждения. Мы выберем людей из рабочих, которые упра­вляли, имея в виду новый строй, но их из Москвы и Питера ничтожное число, и каждый из них занимает высшую степень управления. Нам говорят, коллегиальность нужна, чтобы лучше разбираться [в] управлении. Но [для] управления надо брать помощников. Это разбирается в тезисах ЦК, в которых этот вопрос решен; он дает определенное положение, как нужно ставить спецов. Мы не боялись ставить генералов, рас­стреливавших рабочих при царе, сотни из них были изменни­ками, а десятки тысяч создали Красную Армию. Если не сумеем ставить их на место, то мы никакого коммунизма создать не смо­жем… Для того чтобы обучаться управлению, мы должны [к спецам] ставить комиссаров и помощников. Во всех реше­ниях провозглашено, что члены коллегии должны разделять работу, не только по отдельным видам работы, но чтобы каждое задание отвечало определенному человеку. При рабочем упра­влении нужно, чтобы каждый рабочий выяснил себе механику этого управления, чтобы рабочий, сколько-нибудь обнаружив­ший способности администратора, продвигался от низших должностей к более высоким, чтобы его ставили на должность по управлению, испытывали его и продвигали, чтобы десятки рабочих были на учете. Этого мы не научились делать, и всякое колебание, где это существует, где это обнаружится, оно должно быть изжито, и я думаю, на партийном съезде[6] будет изжито.

Наше положение продолжает быть трудным: война на кро­вавом фронте кончается, а на фронте бескровном продолжает быть. Разруха, беды так велики, что нужно неслыханное напря­жение, ни малейшей потери сил упускать с пути нельзя. Тут должен быть максимум единства воли, и этому соответствуют задачи, которые у нас поставлены, и когда мы добьемся эле­ментарных условий существования, победив сыпняк, голод, холод, победив [тяжелые] условия транспорта, а трудности обострены, мы выйдем из этого тяжелого положения. Необ­ходимо, чтобы наша победа дала нам, что имеется в Сибири и на Кавказе, где имеется больше всего хлеба и больше всего соли. Только не надо забывать, что на войне было дело проще, в хозяйственной разрухе так легко победить нельзя. Тут нужна длительная борьба в течение ряда лет, долгая борьба, которая научила бы нас не терять ни одного часа и ни одной минуты напрасно, не терять ни одного человека, который сколько-нибудь проявил способности администратора. Пусть не будет у нас ни малейшей потери времени, ни малейшего колебания в разрешении этих вопросов, ни малейшей расплыв­чатости, неопределенности, которые часто бывают в коллегии, этого мы допустить не должны. Пусть наша партийная конфе­ренция, съезд превратятся в деловые решения; не только перестанем спорить об общих вопросах, а будем решать дело­вые вопросы …

Председатель: Может быть, кто-нибудь захочет за­ дать вопросы тов. Ленину.

Ленин: Позвольте прочесть записку: может ли быть так… (читает).

При аппарате обмена продуктов стоят спецы, я не знаю, больше ли они стоят, чем в Красной Армии. Все спецы остаются от буржуазии, проникнуты буржуазным миросозерцанием, гро­мадное большинство буржуазной интеллигенции против нас было и остается. И в армии мы наблюдали это направление, которое выражалось в изменах. Мы знаем, что поход Юде­нича на Петроград был задуман потому, что было прямое сно­шение с «национальным центром», и, однако, мы не считали нужным выкинуть буржуазных спецов… В капиталистической стране оказалось, что люди научились коммунистическому миросозерцанию, только поэтому они могли не ограничиваться восстанием против капиталистов, но победить их. Но, может быть, победить капиталистов будет легче, чем уметь вести дело в борьбе с крестьянами-капиталистами, против каждого капи­ талиста стоят сотни или тысячи рабочих и что стоит их скинуть, но тут стоят крестьяне в гораздо большем количестве. А ка­ждый крестьянин, который продает хлеб, является капитали­стом. Тут явились рабочие и скинули власть царизма. Так бывает всегда, потому что пролетариат умеет организовать крупное производство. Сплотить крестьянство гораздо труднее, потому что тут нет [такого] производства, в этом коммунисти­ческая особенность. Если мы сможем создать коммунизм, то только потому, что крестьянство уже достаточно образовано.

Нам специальные люди — специалисты нужны, и мы поста­вили их в своем государстве. Если преданный делу пролета­ риат это ясно понял, то тут трудность громадная, надо взять на работу специалистов. Кто из нас учился командовать? Мы учились вести подпольную пропаганду против царизма, но где и когда рабочие учились управлять? Опыта у нас не было, этот опыт мы начали приобретать с Октября 1917 года, тогда, когда буржуазные специалисты приобретали это десятилетиями. Задача кажется неразрешимой, но в Красной Армии мы ее решили, так и тут ни одного спеца без народного комис­сара не должно быть. Если мы сами прозеваем, то нас и побьют. Если так, и организация нашей партии должна быть такова, чтобы буржуазный специалист работал на нас, а не мы на него.

Но без буржуазных специалистов мы ни одной отрасли построить не сможем. Капиталисты говорят: не удалось войной победить нас, лучше удастся торговлей… Они привезут товар, придут и скажут: пожалуйте, берите от нас, а что у вас какая-то власть Советская — Москвы или Питера — какое нам дело. Если не была бы централизована Советская власть, если бы проле­ тариат не научился за войну, что такое власть пролетариата, но мы за два года чему-то научились. Конечно, если бы мы прозевали и не монополизировали внешней торговли… они при­везли бы крестьянам товар, мануфактуру, обувь, брали бы хлеб, а русскую промышленность оставили бы умирать. Они это и делают, в этом заключается их власть в Индии, где у Англии триста миллионов человек в ее руках. Но когда есть власть пролетариев, когда они научились, что не может быть помощи от белогвардейцев, мы говорим, что война не кончена…[7]

Печатается впервые, по неправленной стенограмме

  1. XVII Московская губернская конференция РКП(б) состоялась 13—14 марта 1920 года в здании Губсовдепа на Садовой Триумфальной улице, дом 10. Конференция обсудила тезисы ЦК РКП(б) к IX съезду партии, предусматривавшие мобилизацию квалифицированных рабочих, проведение трудовой повинности, милитаризацию хозяйства и применение воинских частей для хозяйственных нужд. Большое внимание конференция уделила обсуждению вопроса организации управления производством, привлечения специалистов в сферухозяйственного строительства; о значении и роли профсоюзов в выполнении хозяйственных задач. В первый день работы конференции В. И. Ленин выступил с публикуемым докладом о международном и экономическом положении России. Нумерация губернских партийных конференций явилась продолжением нумерации окружных конференций, проводившихся после выхода партии из подполья. Первая Окружная конференция состоялась 17 апреля 1917 года. С девятой (январь 1919) по семнадцатую (13—14 марта 1920) кон ференции именовались как Московские губернские конференции РКП(б). В этот же период проходили самостоятельные Московские общегород ские партийные конференции. В мае 1920 года произошло слияние городской партийной организации с губернской, в связи с чем до 1931 года городские партийные конференции не проводились. Губернские партийные конференции с мая 1920 года по февраль 1929 года имели свою новую нумерацию. Первая губернская конференция состоялась 21 мая 1920 года и последняя (XVII) состоялась 23 февраля — 6 марта 1929 года.
  2. Американский журналист и дипломат Уильям Кристиан Буллит в марте 1919 года приезжал в Советскую Россию для выяснения условий, на которых Советское правительство согласилось бы заключить мир. Через Буллита были переданы предложения, исходившие от президента США Вильсона и премьер-министра Великобритании Ллойд Джорджа. Советское правительство, стремясь к быстрейшему заключению мира, согласилось вести переговоры на предложенных условиях, внеся в них, однако, существенные поправки (текст проекта мирного предложения, раз работанный представителем правительства США Буллитом и правительством РСФСР, см. в сборнике «Документы внешней политики СССР», т. II, 1958, стр. 91—95). Вскоре после отъезда Буллита из Советской России Колчаку удалось добиться некоторых успехов на Восточном фронте, и империалистические правительства, надеясь на разгром Советского государства, отказались от переговоров о мире. Вильсон запретил публиковать привезенный Буллитом проект соглашения, а Ллойд Джордж, выступая в парламенте, заявил, что он вообще не имеет отношения к переговорам с Советским правительством. Дэвид Ллойд Джордж — английский государственный деятель и дипломат, лидер партии либералов. В 1916—1922 годах — премьер- министр Великобритании. Один из вдохновителей и организаторов военной интервенции и блокады против Советского государства.
  3. Альбер Тома — французский политический деятель, правый со циалист. С 1910 года один из лидеров парламентской фракции социалистической партии. Входил в буржуазное правительство Франции в каче стве министра по делам вооружений.
  4. В стенограмме ошибочно написано «двадцатого».
  5. Имеется в виду подавление интервентами Советской республики в Венгрии, образовавшейся 21 марта 1919 года. Империалисты Антанты враждебно встретили установление диктатуры пролетариата в Венгрии; Советская республика была подвергнута экономической блокаде. Против Венгерской Советской республики была организована военная интервенция. Наступление войск интервентов активизировало венгерскую контрреволюцию. Предательство правых социал-демократов, вступивших в союз с международным империализмом, явилось также одной из причин гибели Венгерской Советской республики. Неблагоприятная международная обстановка, сложившаяся летом 1919 года, когда Советская Россия была осаждена врагами со всех сторон и не могла оказать помощи Венгерской Советской республике, сыграла тоже свою отрицательную роль. 1 августа 1919 года в результате объединенных действий внешней империалистической интервенции и внутренней контрреволюции Советская власть в Венгрии была свергнута.
  6. Имеется в виду предстоящий IX съезд РКП(б). Съезд состоялся 29 марта — 5 апреля 1920 года в Москве (см. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., том 40, стр. 233—287).
  7. На этом стенограмма обрывается.