Телемахида (Фенелон; Тредиаковский)/Книга третья
← Книга вторая | Тилемахида, или Странствование Тилемаха, сына Одиссеева, описанное в составе ироическия пиимы Василием Тредиаковским, надворным советником, членом Санкт-Петербургския императорския Академии наук с французския нестихословныя речи, сочиненныя Франциском де-Салиньяком де-ла-Мотом Фенелоном, архиепископом-дюком Камбрейским, принцом Священныя империи — Книга третья | Книга четвёртая → |
Оригинал: фр. «Les Aventures de Télémaque» («Приключения Телемака»). — См. Содержание. Источник: Сочинения Тредьяковского. — СПб.: Издание А. Смирдина, 1849. — Т. 2, отделение I. |
ТИЛЕМАХИДЫ
Мудрые толь слова удивляясь Калипса внимала.
Более сердце её от-сего притом услаждалось,
Что Тилемах возвещал погрешности не обинуясь,
Кои соделал он стремясь нерассуднейшим спехом,
5 И послушания Ментору так в себе не-являя.
В Юноше сём находила Она благородну великость,
Сам который себя обвинял, и-казался изрядно
Толь научен от оных своих неразумий довольных,
Смиреномудр, прозорлив, и-умерен впредки да-будет.
10 «Речь продолжай же, — сказала Она, — Тилемах-мой дражайший:
Ведать безмерно хочу, как выехал ты из-Египта,
Купно и-где нашёл уж мудрого Ментора паки,
Коего ты-был к утрате толико чувствителен дельно».
Так Тилемах и-ещё свою стал сказывать Повесть:
15 «Добры и-верны Царю из-Египтян слабейши были;
Видя ж умерша Царя, уступили прочим по-нужде.
Царь другой возведен, именуемый тамо Фермуфий.
Отплыли в домы свои Финикийцы и-воинство Кипрско,
С новоизбранным Царем союзный Мир заключивши.
20 Сей им отдал всех Финикийских Пленников бывших;
Равно и-я почтен из-числа быть тех Инородных,
Выведен из тюрьмы, сведен был с оныя Башни;
С прочими сел на-Корабль; и надежда внутрь воссияла,
Благопоспешный уже надымал ветр Парусы наши;
25 Пенисту воду Гребцы рассекали вёслами сильно;
Море пространное то покрылось всё Кораблями;
Радостным воплем везде Мореходцы вдруг возглашали;
Прочь, убегали от-нас Египетски бреги далече;
Холмы и-горы с землёй равнялись отмала помалу.
30 Начали видеть тогда мы Небо токмо да-Воду,
Солнце когда, при-своём восхождении ведренораннем,
Виделось произносить светозарный свой-огнь из-Пучины;
Ярки лучи его верхи гор всех позлащали,
Вмале нами ещё усмотряемых на Оризонте;
35 И тёмно-синим небесный свод мастящийся цветом,
Плытие нам обещал добросчастное жидким по-безднам.
Я хоть и был отпущен за-природного тут Финикийца;
Только ж из-тех людей, мне с коими быть прилучилось,
Вовсе меня не знал ни един совокупно пловуща.
40 В том Наарвал Корабля того ж и прочих Начальник,
Имя моё у-меня спросил, и-Отечество также:
«Коего Града ты, — говорил он, — из Финикии?»
«Не Финикианин я, — ему отвечал вопросившу; —
Но Египтяне взяли меня в Корабле Финикийском.
45 Так пребывал в Египте пленником за Финикийца:
Именем точно под-сим страдал я долгое время;
Именем точно под-сим-же дана-мне и-ныне свобода».
«Ты из-какия ж земли?» — предприял Наарвал вопрошая ж.
Я в ответ ему ж: «Тилемах есмь, сын Одиссеев;
50 А Одиссей есть Царь Ифакийский в словутой Елладе.
Мой отец был славен во-всех Царях под-Троею:
Не дали Боги, однак, ему возвратиться в Отчизну.
Я искал его в Странах любопытно премногих;
Но Тихия[1] гонит меня, как-и-онаго, равно:
55 Видишь Бесчастного ты пред-тобою, желающа токмо
Счастия, да возвращусь к Своим я в здравии добром,
И своего ж притом Отца да-скоряе обрящу».
Тут Наарвал смотрил на меня удивления взором,
И мнил усмотревать во мне Благосчастное нечто,
60 Кое приходит отвне дарованием Выспренних свыше,
И чего не-бывает обще во-всех человеках.
Был он искренен, и притом веледушен с природы:
Сжалился внутрь на-моё несчастие, и говорил мне,
Но откровенно, ему как Боги сами вдохнули,
65 Чтоб меня спасти от-весьма большие напасти.
«Я всему, Тилемах, тобою Сказану верю;
Да и-отнюд не-могу не верить, ниже сомневаться:
Кротость с добротою, на Лице твоём начертанны,
Повелевают мне на-таких словах утвердиться;
70 Чувствую я ещё, что Боги, всечтимые мною,
Любят тебя, и-хотят, от-меня да будешь любим же
Равно так, как Сын от чресл моих порожденный.
Я подам тебе совет спасительный самый;
А в воздаяние токмо хощу единыя Тайны».
75 «Не опасайся, — ему-я, — молчать чтоб трудно-мне было
О вещах тех всех, мне кои поверить изволишь;
Я хоть млад, но-уже состарился в навыке твёрдо,
Чтоб никогда никому моея не сказывать Тайны,
Больше ж ещё, не быть предателем Тайны Другого,
80 Тож ни под каковым отнюд благовидным предлогом».
«Как ты-возмог, — мне он, — привыкнуть к Тайне толь-юный?
Рад я-познать, каким приобрёл и свойство-то средством,
Кое всей основанием есть благомудрой поступке,
А без-которого все ж бесполезны и-тщетны таланты?»
85 «При отъезде Одисс, — говорил я, — к Троянской Осаде,
Взял на-колена меня и-в-свои объятия Отчи;
Так мне точно потом согласно сказано всеми.
После-как дал лобзание мне в любосерднейшей Ласке,
Вот что мне ж вещал, хоть-того разуметь и-не-мог я:
90 «Чадо моё! да-тебя не-дадут мне Боги увидеть;
Да скоряй пресечёт нить-твоих дней жизненных Мира[2],
Нежели та едва начала в долготу сопрядаться,
Равно как-цвет младый Косой пожинается острой.
Чуть который ещё распускает из-маковки листик;
95 Да Супостаты мои тебя на части разорвут,
При обоих видении нас тебя ж породивших:
Ежели некогда ты, зол став, Добродетель оставишь».
«О! вы, Други мои, — говорить ещё продолжал он, —
Я покидаю на-вас сего мне-любезного Сына;
100 Вы попекитесь о-нём в его младенчестве самом.
Буде любите вы меня, то прочь отгоните
Пагубно всё от-него Ласкательство хитрости подлы;
И научите его, побеждать себя всеудобно:
Он да будет, как Деревцо младое, так-гибок,
105 Коего все кривизны спрямляют без трудности дальней.
Более ж вы потщитесь о-сём, да-Правдив-он бывает;
С тем благотворен бы, искренен был, и хранителем Тайны.
Кто ни-способен лгать, недостоин тот человеков;
А не-умеяй молчать, Правитель им-быть недостоин».
110 Я сказую все-речи тебе, что-мне-часто твержденны,
И что-они в глубину моего проникнули сердца:
Я многократно их и сам себе повторяю.
Други Отцу моему меня приучать постарались,
Прежде всего ещё, да Тайну храню нерушимо.
115 Был я-тогда почитай младенческа возраста леты;
А однак поверяли уж-мне своё недовольство,
Видя мою подвержену Мать продерзостным многим,
Всем же стремившимся толь сочетаться с оною Браком.
Так-то ещё от тех времён они полагали,
120 Что Человек я был как смыслящий, так и-надеждный.
Часто со-мной о самых больших делах рассуждали;
Уведомляли меня, что были намерены сделать,
Свататься всех Женихов продолжавших к отгнанию прочну.
Рад я быль, что-в-сию доверенность ими допущен:
125 Мнил чрез то о-себе, что-уж-я Человек Совершенный.
Употребить её во зло никогда не-помыслил;
Слова отнюд у-меня не вырвалось токмо едина,
Кое могло б открыть какую Тайну малейшу.
Многажды те женихи на-слова меня позывали,
130 Думая, что Дитя удержать за-собой не-возможет
Видена им всего, иль слышана важного дела:
Но умел я им отвечать не лжа ненавистно,
И без-того, чему быть сказану было не-должно».
Стал говорить Наарвал: «Тилемах, ты видишь изрядно,
135 Сильны колико суть Финикиане, коль и-могущи.
Страшны безмерно они Племенам всем, окрест живущим,
Пренеисчетными, кои у-них, Морскими судами.
Купля их, доходя до самых столпов Ираклийских[3],
Им приносит в возврат Изобилие купно Богатство,
140 Кое больше всего, каково у-Народов цветущих.
Их никогда б не-сломил на море великий Сесострий,
Труд непомерный имев победить всем войском на-поле,
Войском всем, ему Восток покорившим всецелый:
Он наложил Дань-на-нас, мы кою не-долго платили.
145 Бывши сокровищны толь, и толь Финикиане мощны,
Не возмогли понесть терпеливно иго работы:
Мы возвратили нашу себе свободу и-Вольность.
Времени смерть не-дала Царю Сесострию храбру,
Чтоб окончат Войну на нас предприятую сильно.
150 Правда, всего надлежало нам бояться конечно,
Болей весьма от мудрости, нежель его от-могущства:
Но, по-прешедшей до-рук той силе Вокхоря сына,
Не имевша в себе отнюд благоумия мудра,
Мы заключили, что-нам страшиться нечего стало.
155 И поистине, уж не токмо Египтяне вскоре
Не пошли ополченны к нам, покорить-нас вторично,
Сами они ещё к себе нас призвали в помощь,
Да от-Царя-их того свободам нечестива и-люта.
Так и были мы-им Свободители всем от-Тиранна.
160 Коль же славы ещё прибавилось к Вольности нашей!
Коль придалось и чести ещё Финикийску богатству!
Но избавляя других, мы сами рабы пребываем.
О! Тилемах, впасть бойся, бойся в жестокие руки,
Царство имуща у-нас Скиптродержца Пигмалиона.
165 Он их-уже омочил в невинной крови Сихея,
Бывша Супруга сестре своей тождечревной Дидоне.
В том Дидона, исполнь желаний к отмщению должну,
Втай из Тира ушла Корабли довольны уведши.
Многих, любивших Вольность свою, и-при-сей Добродетель,
170 Путь был-во-след туда ж совокупным бежанием с Нею.
Та основала град узорочный на-бреге Ливийском;
Сей нарекла, от новости там оград, Кархидоном[4].
Пигмалион, богатств ненасытимой жаждой томимый,
Более бедн отчасу становится и ненавистен.
175 Тир злодетелен сим, что имеет Стяжание много:
От сребролюбия тот недоверчив, жесток, и-подзорен;
Он Богатых теснит, а-боится зельно Убогих.
Тир ещё злодействен и-тем, что в-нём-есть Добродетель:
Ибо Пигмалион полагает, что-Добрые Люди
180 Не возмогают терпеть как-неправд его, так-и-скаредств.
Вся Добродетель судит его, винит, осуждает;
Он на-неё в себе огорчен распаляется гневом.
Всё возмущает его, беспокоит, снедает, и-мучит;
Собственны он своея притом пужается тени;
185 Да и в нощь и в день всегда пребывает бессонен:
Боги, его б постыдить, наделяют тмами сокровищ,
Коими он никогда не-дерзает отнюд наслаждаться.
Ищет себе чего, да будет блажен и-доволен,
Самое то ему препятствует быть во-блаженстве:
190 Всё, что-даёт, жалеет; всегда утраты боится.
Мечется всюду, на-все и стороны, да приобрящет.
Видеть его почитай никогда не-случается людям;
Он один, печален, угрюм, внутрь дальних чертогов:
Други не-смеют к нему приступить, да-не-будут в подзоре.
195 Грозная Стража всегда имеет мечи обнаженны,
Держит также ещё и копия в должном прицеле,
Бодрствует так, окруживши весь Дворец, ополченна.
Тридесять Комнат, имеющих ход из-едины в другую,
В каждой железная дверь о-шести замках и-запорах,
200 Место есть, в котором сидит заключён без-осады.
В коей из-Комнат сих, никому отнюд неизвестно,
Нощию он почивает, и-где есть спальное Ложе;
И уверяют, что-сряду не-спит две нощи в единой,
Чтоб от-кого узнавша не-быть ему потреблену.
205 Он не знает ни-сладких забав, ни-сладчайшия дружбы.
Хоть поминать бы ему, да-себе веселия ищет;
Но сам чувствует он, от-него прочь радость бегущу,
И не-хотящу в сердце его вселиться на-мало.
Впадши глаза его суть полны дикого жара;
210 Тене-стоят ни-на-час, разбегаясь быстро повсюду.
Слух прилагает свой к малейшу стуку и-шуму,
Да и чувствует, что возмутился внутренне духом.
Бледен, сух, исчахл; а-Печали мрачнотуманны,
Въявь на-лице его всегда написаны морсклом.
215 Он молчит, воздыхает, от-дна сердечного стенет;
И утробу терзающих скрыть угрызений не-может.
Пища превкусна, ему несладима тотчас бывает.
Дети ему ж не-надежда, ещё причина и-к-страху;
Он приемлет себе за пагубных их Супостатов.
220 Он не-имел во-всю-жизнь ни-мгновения без опасений;
Тем соблюдает себя, чем более кровь проливает
Оных всех людей, которых зельно боится.
Глупый! не-видит кто ж, что лютость, на-кою толико
Есть упований ему, погубит его непременно.
225 Некто один из-Домашних толь же, коль-бы, недоверчив,
Свету избаву подать поспешит от-страшилища мерзка.
Что ж до-меня; боюсь Богов: хоть трудно, пребуду
Верен я Царю, от них мне данну в Верховна.
Лучше да-он меня умертвит, а нежель его мне
230 Жизни лишить, или не-хотеть от-напасти защитить.
Но ты, о! Тилемах, отнюдь ему не-промолвся,
Что Царевич ты, и Сын Царя Одиссея:
Станет он уповать, что-Отец, возвратившись в Ифаку,
Много злата заплатит ему, тебя искупляя,
235 А меж тем заключит тебя ж он в гнусну темницу».
Следовал, в Тир я-прибыв, Наарвалову точно совету,
И сам правду признал всего мне сказанна оным.
Я не-вмещал, как мог человек толь сделаться беден,
Коль мне Пигмалион являлся поступкою всею.
240 Став поражен я вдруг толь странным зрелищем ново,
Думал в себе так: сё человек, искавший-быть счастлив,
Да и-возмнивший, что-будет богатством в верховнейшей власти;
Всё у-себя имеет, чего пожелать ни-возможет,
Только ж убог превесьма богатством и-властию тою.
245 Если б был Пастухом, как-то-я находился недавно;
Зрил-бы себя в блаженстве таком же, в каком пребывал я:
Он наслаждался б толь беспорочной утехой всё дневно,
И наслаждался б его на-тех без всех угрызений.
Не боялся б отнюдь никогда ни-Кинжала, ни-Яда.
250 Всех бы любил, и сам бы любим был такожде всеми.
Он не-имел бы, правда, сего неисчетна богатства,
Кое столько ж ему, коль-песка бугры, бесполезно,
Тем-что не-смеет сам к тому ниже прикоснуться:
Токмо ж доволен был бы земными плодами свободно,
255 И не-терпел бы отнюдь никакие нужды прямые.
Кажется сей человек творяй, что он ни-восхощет:
Но далёк, чтоб всё творить по-свободнейшей воле;
Делает всё, что хотят в нём-его свирепые страсти.
Реем он-есть всегда сребролюбием, страхом, подзором.
260 Мнится быть Господин другим, над-собой без-Господства:
Ибо столько ж над-ним Господ, и-Мучителей грозных,
Сколько имеет в себе пренаглых всех похотений.
Так о Пигмалионе я-мнил, Самого ж там-не-видя:
Ибо его никто никогда зрить-не-может во-граде;
265 Да и-взирают на-те с боязнию Башни высоки,
Денно и-нощно многих стражею Вой окруженны,
В коих ограде сам засел, как будто в темнице,
Презаключивши себя всего сокровища с тмами.
Сравнивал я сего Царя, невидима всеми,
270 С оным Сесострием толь милосердым, толь и-приступным,
Толь приветливым, толь любопытным видеть Пришельцев,
Толь-же и-тщательным слышать всех приходящих с докладом,
А чрез то из-сердец извлекать вон истинну точну,
Кою всегда от-Царей таят и кроют прилежно.
275 Оный Сесострий, я размышлял, ничего не-боялся,
И ничего не-имел никогда от-Сторонних бояться;
Он себя казал всем Подданным равно-как Детям.
Сей боится всего, и всё, да-боится, имеет:
Злой сей Царь всегда подвержен пагубе смертной,
280 Тож и в доме своём невходимом, при-всей-же и-Страже.
Но напротив, благой Сесострий был безопасен
В самой средине премногих людей, как-Отец чадолюбный
В доме своем окружён от-всего Домочадства бывает.
Пигмалион повелел отослать вспять Кипрское войско,
285 Кое в помощь пришло ему, по силе Союза,
Бывшего меж обоим тогда сим твёрдо народом.
Случаи сей-был Наарвалу, пустить меня на-свободу:
Я на смотре поставлен там меж воинством Кипрским,
Тем, что Царь не-доверивал самой вещи малейшей.
290 Мягких и нерачащих Князей порок состоит в том,
Верить слепо Любимцам своим беспутным и-хитрым;
Но сего, напротив, не верить Людям предобрым.
Он не-умел познавать Праводушных и Простосердных,
Действа ведущих всегда откровенно, прямо, и-чисто;
295 Тем то и не-видал никогда-он мужей добротворных:
Ибо такие не-ходят к Царю не годну толико.
А с другия страны, как сел, восшед, на-престоле,
В людях он созерцал, раболепно ему предстоявших,
Скрытностей много толь, нарушений верности данны,
300 Мерзких пороков толико, Доброты видом прикрытых,
Что, почитал без-изъятия всех как будто в личинах.
Он мнил твёрдо, что-нет Добродетели в Смертных прямыя:
Тем то всех людей по равну сходственных ставил.
Видев когда Человека лестца, Обманщика, Лживца,
305 Не изволял другого искать, полагая конечно,
Что и тот другий всемерно лучший не-будет.
Добрые все казались ему презлейшими злейших:
Тех рассуждал быть столько ж злых, а-обманчивых больше.
Но возвращаясь к себе, я смешан с Киприйцами тамо,
310 И ускользнул от-неверий Царя сквозь внутрь проницавших.
Крайно боялся тогда Наарвал, да-не-буду познаный:
Жизни б лишён быль он за-подлог, и купно я-равно ж.
Нетерпеливность его, да-плывем, была несказанна;
Токмо ж противный ветр удержал нас в Тире на-долго.
315 Употребил я-то-время, познать Финикийские нравы,
Славный толь у всех в Подсолнечной вестных Народов.
Дивно-мне было града сего положение местно,
Превозносяща Главу, толь-в-других, на острове моря;
Коль тугорастные Жимрасти всях Кипарис превышает.
320 Весь окрестный брег хлебородием весел приятно,
Также пресладкими тот приносимыми щедро плодами,
Множеством и Градов, и Сёл как о-бок стоящих;
А напоследок прохладой его воздушна Климата[5]:
Горы тот Кряж закрывают от-знойных полуденных ветров,
325 Сей прохлаждён от северна, с моря дующа прямо.
Вся Страна лежит горы при-подошвах Ливана,
Коея верх сквозь облаки звёзд достигнуть стремится;
Вечный лёд чело её покрывает не-тая;
Реки, снега исполнь, упадают как-быстры потоки,
330 Диких Камней с концов окружающих холм островыйный[6].
Ниже зрится дремучий Лес из Кедров высоких,
Равных, как-видятся, веком Земле, проросли из-которой,
И несущих свои к облакам иглолистные ветви
Лес под-ногами сей имеет пажити тучны,
335 Кои зелень свою по-горе постилают покатой.
Тут-то гуляют Тельцы и-Волы с мычащими Кравы;
Тут совокупно стада и-Овец блеющих пасутся;
Прыгают тут по-траве и-Козлят утешные Стайки.
Многие там ручии водопресны, чисты, и-свежи.
340 Зрится тех-Паств, наконец, в низу дол плоско простёртый;
Он как некий весёлый Сад красуется нежно:
Ибо на-нём и-Весна и Есень царствуют вкупе,
Где и-обильность Цветков, и-Плодов премножество всяких.
Дух никогда заразных Нотов[7] сушащий и-жгущий,
345 И ниже никогда ядреного также Ворея[8],
Не дерзнул помрачить в том Саде живых распещрений.
Близко сего-то Кряжа на Море возносится Остров,
Остров, на-коем Тир построен толь узорочно.
Мнится великий сей-град как-пловущ по-наверхности водной,
350 И как Морю всему быть Царь единодержавный.
Гости Купцы к нему от-конец приезжают Вселенны;
В нём граждане и-сами Купцы словутые в Свете.
Вшедший во-град всяк сперва возмнит, что Град-сей пространный,
Не одному Народу селением есть особливо,
355 Но Град всех Племен и кентр[9] Купечества обща.
Два имеет хребта, рукам подобственны точно,
Вдавшися в море собой, и-объемлющи Пристань обширну,
В кою зайти отнюд не могут ветры бурливы.
В Пристани зрится сей как-густой лес Щегл корабельных;
360 А Кораблей стоит толикое множество в оной,
Что их-носящее Море едва увидеть возможно.
Жители все прилежат к Купечеству телом и-духом;
Их великое толь богатство отнюд не-отводит
От надлежащих трудов, к умножению оного больше.
365 Зрится повсюду там Лен самый Египетский тонкий,
И Тирииский Багрец[10], намощённый густо двократно,
В блеске предивном, а-то напоение краски двойное,
Есть толь живо, что-время отнюд помрачить не-возможет:
Тонкие тем Однорядки красят, расшиваемы златом.
370 Торг Финикийцы со-всеми Народы имеют великий,
Распространяют они до-пролива сей Гадитанска[11];
Да и-в-обширный вошли Океан, окружающий Землю.
Много также они мореплавают по Ерифрею[12];
Сим то ходят путём к островам безвестным по-злато,
375 По ароматы все, и по-виды различны животных,
Коих нигде таких не-родится инде, конечно.
Глаз не мог насытить моих созерцанием града,
Толь велелепна, в котором всё движением дышит.
В нём никого не-видал, в городах как наших Елладских[13],
380 Праздно гуляюща днём, или в любопытстве ходяща
На Площади всенародной, да-слышит новые вести,
Иль да видит чужих Людей, приезжающих в Пристань.
Люди, мужеска пола, там ежечасно трудятся,
В выгрузке иль Судов, или в перевозке товаров,
385 Иль в продаянии тех, или в поклаже в анбары,
В смете или, наконец, исправной счётным запискам,
Сколько должны им Купцы чужеродны бывают.
Женщины ж иль прядут непрестанно тонкие волны,
Иль узоры чертят вышиваниям чистохудожным,
390 Иль шьют, иль свивают рубы[14] они златотканны.
Иль в Домостройстве каким упражняются делом пристойным.
«Как, — вопрошал Наарвала я, — что-одни Финикийцы
Превозмогли овладеть Торгом всесветным толико,
И что-они богатятся всех истощеньми Народов?»
395 «Сам ты видишь то, — отвечал мне он вопросившу, —
Счастливо Тир что-по-месту лежит для-Купечества всяка;
Отчество наше нашло Мореплаваний верное средство.
Тиряне прежде всех (поверить если достоит,
Что повествуется нам о мрачной Древности самой)
400 Были морских Победители волн, за долго по-летам
Тифием пред самим, и пред Аргонавтами всеми,
Кои толь у вас мореходством славны в Елладе[15].
Тиряне прежде всех, говорю, дерзнули пуститься
В рыхлом Суднишке своём по-валам и-на-грозные бури,
405 Бездн испытать глубину пучинных в струи проникая,
И наблюдать в дали от-земли Светила небесны,
По звездочётству Наук Египетских и Вавилонских.
А наконец они съединили премноги Народы,
Море которы между собой разлучило всемерно.
410 Тиряне суть досужи, притом и-весьма терпеливы,
И трудолюбцы еще, опрятны, трезвы, ощадны[16]
В их поведениях всех благостройность исправная зрится;
Все пребывают между собой в согласии тесном;
Нет постояннейша, нет чистосерднейша, вернейша нет же,
415 Ни надежднейша, ни для-Приезжих выгоднейша рода.
Точно сие всё есть, не-ищи другие причины,
Что им подало власть над морем тем Челнобежным,
Что и в Пристанях в цвет приводит Купечество оных.
Если б Разгласие вринулось к ним и бледная Зависть;
420 Если б стали они пребывать все в праздности, в неге;
Если б Главный в них презирали Труд и-Ощадство[17];
Если б в Городе их быть честны престали Науки;
Если б добрыя верности в них к Инородным не-стало;
Если б хоть-малу премену в купечестве сделали вольном;
425 Если б пренебрегли рукоделий Художество разных;
И когда б премнога сребра напредь не-давали,
Что есть нужно весьма, совершенным быть бы товарам,
Каждому в роде своём: то ты увидел бы вскоре
Падше могутство сие, дивишься которому зельно».
430 «Но изъясни ж-мне, — ему говорил я, — средства прямые,
Некогда чтоб учредить подобную Куплю в Ифаке».
«Делай, — ответствовал он, — как здесь содевается точно:
Всех принимай изрядно, и-всех же удобно Приезжих;
В Пристанях быть бы им без страха, выгодно, по-воле;
435 Сам не будь никогда лихоимен к сребру и-чрезмерен:
Истинный сей един прибытка многого способ,
Чтоб никогда не-желать преизбыточно прибыли многи,
И уметь-бы входить иногда в убыток порою.
Приобретай любовь к себе от всех Иностранных,
440 А ещё от них и нечто сноси терпеливно;
Бойся, зависть меж-ними поднять высотою твоею:
Будь постоянен всегда неизменно в правилах купли;
Сии да-будут все как просты, так и-не-трудны;
Приобучай твой-Народ им следовать не нарушимо;
445 Срого казни Плутовство, Небрежение, Пышность купецку,
Торг разоряющи весь разоряя Мотов торговых.
Паче ж теснить не-всчинай никогда Купечества в ходе,
Чтоб сие обратить к твоим прихотям непристойным;
Есть пристойнее, да Государь не-мешается в Куплю,
450 И да-прибыток весь оставляет своим Подчинённым,
Кои труды полагают в том, и терпят утраты:
Инако, он у тех отнимет охоту и бодрость.
Много будет прибытка ему от-несметна богатства,
Кое имеет в его войти Государство отвсюду.
455 Купля есть в себе подобна источникам неким:
Буде восхощешь их-ток совратить на-течение инде;
Токмо тот-водный лог осушить без-другого успеха.
Прибыль едина та, и-едина также выгода,
Кои к тебе Гостей от-конец земли привлекают.
460 Ежели Торг у-тебя бесприбыточен станет и-труден;
То не-чувствительно все отъезжают уже невозвратно:
Ибо другие, твоим неразумием пользуясь, Роды
Их приманят к себе, и-покажут тебя-им ненужна.
Должно признаться однак, что времени несколько вспять есть,
465 Как уж Тирская вся помрачилась слава довольно.
О! когда б, Тилемах, тебе случилось увидеть
Прежде наш сей Тир здесь Пигмалионова Царства;
Более ты б, несравненно ещё, ему задивился.
В нём не-находишь теперь, кроме печальных останков
470 От величия, уж грозяща падением громким.
О! несчастный Тир, в какие-ты руки достался!
Море пред-сим тебе приносило дань превелику,
И сию со всех во-Вселенной живущих Народов.
Пигмалион боится всего от-Чужих, и-Своих тож.
475 Вместо чтоб отворить, по-обычаю нашему древню,
Пристани всем Народамь свои совершенно свободны;
Он знать хочет число Кораблей, приплывающих в оны,
Также Страну, Имена Людей, Купечества Род их,
Вещь и цену товаров у-них, и-коликое время
480 Должны они пребыть. И-ещё он делает хуже:
Ставит обман, да-Купцов неопасных оным уловит,
И да-отнимет у-них себе товары без-платы.
Он беспокоит Купцов, почитаемых им за-богатшых;
Дань, под-различным подлогом, и-Пошлину вновь налагает.
485 Хочет войти в Купечество, сам промышляя торговлей;
Только ж боятся все иметь с ним Дело какое.
Сим то образом Торг в себе ежедневно слабеет.
Мало-помалу к Тиру путь забывают пришельцы,
Им который прежде всего ведом толико.
490 Буде ж Пигмалион не-пременит поступки такие;
То не вдолге уже вся наша Слава и-Сила,
К некойму из Племён, где-Правительство лучшее, прейдут».
Я потом вопрошал Наарвала, чем-Тиряне сильны
Стали на-Море быть? для того что мне восхотелось
495 Не не ведать всего, что служит к Правлению Царством.
«Мы, — ответствовал он, — имеем Лес на-Ливане,
Деревом нас который с себя на-Суда снабдевает.
Кое и-мы блюдём для сих всеприлежно единых:
Ни на что, без общих нужд, не-ссекается оно;
500 К зданию ж мы Кораблей Тектонов[18] имеем искусных».
«Где ж, — говорил я ему, — нашли вы оных Тектонов?»
Он отвечал: «Научились те отмала помалу,
И получили Навык себе в Отечестве самом.
Все когда, превосходны в каком Художестве, Люди
505 Честию, и притом награждаются мздами довольно;
Есть достоверный Мужей иметь рачительных способ,
Кои то приведут в совершенство крайнее прямо:
Ибо разумные все, и полны талантов особы,
Ревностно и прилежат охотно к оным Наукам,
510 С коими есть всегда спряжено воздаяние щедро.
Здесь почитаются много все учёные Мужи,
Кои великий успех в Мореходном имеют Искусстве.
Честен есть Геометр, Астроном почитается много;
Обогащают Навклира[19] здесь других превосшедша;
515 Не презрен отнюд и-Тектон, мастерство показавший,
Но, напротив, ему производится плата изрядна;
Добрые все и-Гребцы имеют мзду достоверну,
Сходственну ту с услугами их, и-работою всею:
Хлеб-им даётся, об-них больных пекутся прилежно;
520 В их небытность жёны не-оставлены оных и-дети.
Буде погибнут когда Корабли в потоплении бурей;
То Домочадства их в нищете быть не допускают:
В дом увольняются все Служившие время довольно.
Так всегда их столько есть, пожелается сколько.
525 Рад Отец возращать толь в добром Промысле Сына;
Он поспешает к веслу его приучить от-Детинства,
Также Снастей к привязке и-бурь к презрению сильных.
Образом сим-то ведут людей, не нудя, Наградой,
И притом учреждением добрым и-добрым порядком.
530 Власть одна отнюд никогда не-соделает пользы;
От Подчинённых тебе послушания есть не-довольно:
Должно сердца привести, и-дать-чувствовать прибыль в вещах тех,
В коих желается быть Человеком досужим изящно».
После сего Наарвал повёл меня по-Анбарам,
535 По оружейным Домам, и-по-всем работным Сараям,
В коих строят у-них Корабли Военны, Купецки.
Я вопрошал о всякой малой вещи подробно,
И то всё записывал я, что-мне-сказано было,
Да не-забуду какие когда окрестности нужны.
540 А Наарвал, кой знал совершенно Пигмалиона,
И который уже любил меня чистосердно,
Без терпеливности ждал моего отбытия в страхе,
Да не-уведан буду я от-Подзорщиков Царских,
Денно и-нощно во-всём ходивших городе всюду:
545 Но не-давали отплыть нам-ещё противные ветры.
Мы как-гуляли смотря любопытно Пристань морскую,
И вопрошали разных Купцов; то сё к нам-приходит
Некто, Начальник один при-Дворе, говоря Наарвалу:
«Из Корабельщиков некий Царя уведомил ныне,
550 Купно с тобой прибывших в возврат из-Канопска Египта,
Что привезён сюда Чужестранец как-Кипрянин родом;
Царь повелел задержать под Стражей оного крепкой,
И допросить, из-какия земли тот верно Пришелец:
Должен его поставить Ты под казнию смерти».
555 В тот час самый от-них отшёл я несколько далей,
Чтоб рассмотреть сразмерности мне ближае не-много,
Тирян от-тех почти в Корабле наблюдённые новом,
Кой, говорили, был по сей сразмерности точной,
Лучший всех на-ходу Парусами, и-Греблею также.
560 Вдруг Наарвал устрашён быв тем, ответствовал тако:
«Я пойду искать Пришельца с острова Кипра».
Но как скоро того Придворного видеть не-стал он;
Тотчас ко-мне прибежал, возвещая мне о-напасти.
«Я то-предвидел весьма, — говорил, — Тилемах-мой дражайший;
565 Мы погибли совсем! Царь, мучимый денно и-нощно,
Подозревает уже, что ты не с острова Кипра:
Взять велел тебя; а-меня потребить угрожает,
Ежели я тебя ему не выдам руками.
Что нам делать теперь? О! Боги, даруйте разум;
570 Да избавимся мы от-сея напасти смертельны.
Должно привесть мне-тебя, Тилемах, в Двор Царский, конечно.
Ты в том твёрдо стой, что Кипрянин из Амафунта,
Сын Художнику там Афродите ваянных Кумиров[20].
Я объявлю, что знал твоего Родителя прежде;
575 Негли Царь, не следуя в даль, тебя и-отпустит.
Ах! не вижу других обоим-нам к спасению средствий».
Я Наарвалу на-то: «Попусти Несчастну погибнуть,
Коего хочет Рок погубить и злая Судбина:
Нет-мне труда умереть; тебе ж одолжен-я толико,
580 Что не-могу тебя совлещи в злоключение купно.
Я не Кипрянин есмь, и-сказаться-мне инак не-можно.
Боги зрят чистосердность мою; их есть, чтоб-избавить
Мой живот своим, когда изволяют, могутством:
Я не-хочу его соблюсть бесчестною лжею».
585 Мне Наарвал говорил: «Та ложь, Тилемах, не-порочна;
Сами не-могут отнюд за-неё прогневаться Боги:
Нет в ней зла никому, а-спасает двум-жизнь Неповинным;
Та не-пускает Царя злодейство большее сделать.
Ты преизлишню уже любовь к Добродетели кажешь,
590 И преизбыточен страх, да-Закон уязвлен не-будет».
«Полно того, что Ложь есть Ложь, — ему отвещал я, —
Чтоб ей-достойной никак никогда не быть человека,
Кой говорил при-Богах, и следовать Истине должен.
Истину ранит кто, чрез то Богов прогневляет,
595 Ранит же тот и-себя противным совести словом.
Ты престань, Наарвал, предлагать-мне что-есть недостойно
И тебя самого, и-меня, конечно, по-равну.
Если Богам помиловать нас, подадут нам-избаву;
Буде ж хотят попустить да-погибнем, то-мы умирая,
600 Истине той самой принесёмся в жертву нескверну,
И оставим другим по-себе пример человекам,
Предпочитать Добродетель в себе долговременной жизни:
А моя и-Младого уже долга в преизбыток,
Как по-всему и во-всём она есть толь злополучна».
605 «Ты един, о! — мне Наарвал драгой и-любезный, —
О котором моё в сожаление сердце приходит.
Должно ль, чтоб твоя, ко мне Чуждоземцу бесчастну,
Дружба была тебе самому потолику смертельна?»
Пребыли долго мы в таком сражения роде.
610 Но, наконец, прибегающа к нам мы зрим человека;
Был-сей другий при-дворе ж у-Царя служивший Начальник,
К нам он в скорости шёл, а послан от Астарвеи.
Та Астарвея жена была, как-Богиня, преслична,
В теле прелестном она имела разум прекрасный;
615 Ласкова, и весела, и-умеюща в сердце внедряться.
Но при-толикой её приятности, как-и-в-Сиринах,
Лютое сердце кипело в ней и-наполнено злости;
Ум, однак, скрывал худую чувственность хитро.
Пигмалиона та преклонила к себе красотою,
620 Разумом также своим, своим и сладостным гласом,
И согласным притом бряцанием звонкия Лиры,
Пигмалион, ослеплен-быв любовию наглою к оной,
Бросил Царицу Тофу, Супругу свою, всеконечно,
Страсти довольствовать он Астарвеи надменныя тщался.
625 К ней любовь не меньше ему была смертоносна,
Коль и-бесстыдна его к сребролюбию гнусному Алчность.
В нём колико страсть ни-пылала к ней-жаром сердечным;
Но его презирала она, всегда им гнушаясь.
Утаевала та прямую чувственность в сердце;
630 А казалась, что-жить для-него единственно хощет,
В самое время то, как-и-вида его не-терпела.
В Тире Лидиец юноша был, Малаконий зовомый,
Дивно пригож, но нег женонравных мягкий любитель:
Токмо-что пекся в лице соблюдать румяную взрачность,
635 Токмо-что холить Кудри своих власов белоцветных,
Токмо-что быть намащён, и быть окроплен Ароматы,
Токмо-что Ризам его б иметь воскрилий убранство;
Токмо-что, вкратце, свои петь с Лирным звоном влакиты.
Сё Астарвея узрела его, в него и-влюбилась,
640 А влюбившись, так пламенела Любовию зельно.
Огнь восприемши в себя, разлила внутрь пламы по-жилам,
И воспалила пожар в загоревшемся страстию сердце:
Всё побеждает Любовь, ей-Любовию ль быть не-плененной?
Он пренебрег её, к другой быв-Красавице страстен;
645 И к тому ж убоялся лихия ревности Царски.
Видя ж презрену себя Астарвея, в гнев попустилась.
В ярости той своей стервенясь сие возмечтала,
Да подставит того Малакония за Инородца,
Ищема бывша Царем, прибывша ж, как-слух, с Наарвалом.
650 Подлинно так она уверила Пигмалиона,
И подустила всех уверять, обличать ложь-возмогших.
И как Добрых мужей не-любил-он, да и-не-знал их;
То окружён был-Людей мздоимных сонмом и-хитрых,
Скорых исполнить все его кроволитны неправды.
655 Люди такие всегда Астарвеины силы боялись,
И в обманы Царя приводить, ей те помогали,
Чтоб чём не раздражить сея Жены горделивы,
Всю от-него себе поверность имевшие в тайнах.
Так Малаконий тот, всем-за-Критянца слыл хоть-во Граде,
660 Стал Чужестранцом, кой с Наарвалом из Хамии[21] приплыл;
Да и-уже заточён в оковах в смрадну Темницу.
В страхе, однак, Астарвея, дабы к Царю не-явился
Сам Наарвал, и-тому б не-открыл подложна обмана,
Тотчас к сему послала Служителя оного Царска,
665 Так говоривша ему: «Астарвея тебе запрещает
Уведомлять Царя, который твой-есть Чужестранец;
Требует та от-тебя о сём молчания токмо,
И соделает так, что-Царь будет доволен тобою:
Ты ж поскоряй отправь Пришельца с Кипряны юна,
670 Коего ты сюда привёз с собой из Египта,
Чтоб не видиму быть ему в сём более граде».
Рад Наарвал, что может спасти свою и-мою жизнь,
Креко молчать обещал; а-Служителю было ж приятно,
То от-него получившу, чего он требовал точно:
675 Тем возвратился тотчас к Астарвее с данным ответом.
В том Наарвал, и я, мы Благости Горних чудились,
Мздовоздававших щедро нам за искренность нашу,
И милосердо пекущихся толь промышляя о-Людех,
Всё в уметы[22] себе вменяющих за Добродетель.
680 В мерзости мы на-Царя взирали Пигмалиона,
Вдавшася толь в Сребролюбие, и в Сладострастие скверно.
Кто преизлишно боится обманов, мы говорили;
Тот достоин того, да-во-всём обманут бывает,
И всегда ж почитай есть в грубом оный обмане.
685 Он из добрых Людей никому не верит, конечно,
А превручается Злым, Плутам, и Совесть отвергшим:
Тем-то и-есть один не знаяй, что происходит.
Вот Царь Тирский игралищем есть в женах пребесстыдной!
Боги, однак, Ложь Злых и-Обманы употребляют,
690 Да Благих спасут, умреть изволяющих паче,
Нежели в чём кого обмануть и-солгать-что однажды.
В тот же час усмотрили мы, что Ветр пременялся,
И повевал Кораблям всем Кипрским благопоспешен.
«Боги себя проявляют, — вещал Наарвал восклицая; —
695 Боги хотят, мой-драгой Тилемах, безопасен да-будешь:
Ты от брега сего беги среброимна и-люта.
Счастлив всяк, возмогущий отплыть совокупно с тобою,
Даже до-самых земель неведомых, также и-дальных!
Счастлив всяк, возмогущий жить и-с-тобою скончаться!
700 Но суровый Предел и-Судба во век непреклонна,
К сей пригвождают меня злосчастной толико Отчизне;
С нею должно страдать: а негли надобно будет,
Мне погребену быть в её развалинах падших
Пусть же так; мне всегда вещать бы Истину только,
705 И любить бы сердцем всегда ж внутрь Правду едину.
Что ж до-тебя, мой-драгой Тилемах; я Богов умоляю,
Кои всюду тебе Вожди как-ведому за-руку,
Те да-снабдят тебя из-Даров всех Даром дражайшим;
Оный-же Дар, Добродетель есть, и та да-пребудет
710 Чиста, без-всех Порок, сияюща цело до-смерти.
Ты живи, возвратись в Ифаку, утешь Пинелопу;
Ты её от всех женихов избави продерзких!
Там да-увидят очи твои, да-осяжут и-руки
И да-лобзают уста Родителя мудра Одисса,
715 А да-в-тебе он зрит себе подобное Чадо!
Но в блаженстве твоём не-забудь Наарвала бесчастна,
И никогда не-престань меня любить вспоминая».
Сих речей по-конце, я, реки слёз источая,
Облил теми ж его, к нему без всяка ответа:
720 Мне говорить рыдания были глубоки препоной.
Мы обнялись между собой в молчании оба.
Он проводил меня к Кораблю, и пребыл на-бреге;
И как Судно пошло, мы друг на друга смотрили,
Быть доколе нам усмотряемым было возможно.
Конец третьей книги.
Примечания
- ↑ Фортуна.
- ↑ Парка, Судьбина.
- ↑ Геркулесовских: Гибралтар.
- ↑ Карфаген.
- ↑ Пояс небесный.
- ↑ Острошейный.
- ↑ Полуденных ветров.
- ↑ Северного.
- ↑ Центр.
- ↑ Пурпур.
- ↑ Гибралтар.
- ↑ Море чермное.
- ↑ Греческих.
- ↑ Парчи.
- ↑ Греция.
- ↑ Скуповаты.
- ↑ Скупость, бережливость.
- ↑ Плотников.
- ↑ Кормчий.
- ↑ Резных статуй.
- ↑ Египет.
- ↑ Сор навозный, помёт.