мирные забастовки исчерпали себя» (февраль 1906, Собр. соч., т. VI, ч. 1, стр. 67).
Развивая эту мысль, Ленин писал в большевистской платформе к Стокгольмскому съезду (февраль 1906): «... всеобщая политическая стачка должна быть рассматриваема в данный момент движения не столько как самостоятельное средство борьбы, сколько как подсобное по отношению к восстанию, что, следовательно, выбор момента для такой стачки, выбор местности и областей труда, которые она должна охватить, желательно подчинить моменту и условиям главной формы борьбы — восстанию...» (Собр. соч., т. VII, ч. 2, стр. 170). На самом съезде в речи о вооруженном восстании Ленин упрекает меньшевиков в том, что их резолюция «говорит о восстании, а ни слова об отношении стачки к восстанию» (Собр. соч., т. VI, ч. 1, стр. 219).
По обоим основным вопросам, относящимся к оценке роли В. с. в революции, по вопросу о сочетании экономической борьбы с политической и по вопросу о перерастании стачки в вооруженное восстание, обозначилось резкое расхождение между большевизмом и меньшевизмом. Меньшевики считали, что сочетание экономических требований с политическими способно оттолкнуть от рабочих либеральную буржуазию, сочувствующую чисто политической борьбе, примешивание же политических моментов к экономической борьбе уменьшает шансы достижения уступок от предпринимателей. Эта позиция была впоследствии определяющей для тактики меньшевиков в период нового подъема движения в 1912. По вопросу о вооруженном восстании меньшевики, признавая его на словах как общий агитационный лозунг, отказывались увязывать вооруженное восстание на практике со В. с. и с технически-боевой ее подготовкой; в моменты же, когда борьба подходила вплотную к восстанию, они не только отшатывались от него, но пятились назад и от В. с.
Отклики российской В. с. в других странах. Российская революция (1905) вызвала мощную волну забастовочного движения во всем мире, вплоть до Японии и Гавайских островов. Она непосредственно отразилась на борьбе в западно-европейских странах. Последовал ряд чисто политических забастовок, ставящих целью изменение государственного строя и сосредоточивающих внимание на методах борьбы. Но, кроме того, крупные экономические забастовки, угрожающие потрясением хозяйственной жизни страны, становятся важнейшими политическими событиями, ведущими к вмешательству правительства, к-рое открыто оказывает противодействие рабочим или же под видом посредничества пытается ликвидировать конфликты.
В Австрии под непосредственным впечатлением телеграфного известия о победе октябрьской всероссийской стачки произошли бурные стотысячные демонстрации и в день открытия парламента (28 ноября) демонстративная стачка: всеобщее избирательное право было обеспечено. В Италии, в Милане и Турине рабочие ответили В. с. на новые убийства рабочих жандармами.'
Во Франции подготовляемая целый год В. с. за немедленное введение «явочным порядком» 8 — часового рабоч. дня свелась, однако, в мае 1906 к стачкам, охватившим 140 тыс. рабочих. В Болгарии в начале 1907 вспыхнула В. с. железнодорожников против ограничивавшего их права законопроекта и после 42 — дневной борьбы привела к блестящей победе. В Германии известия о русских победах дали сначала сильный толчок борьбе за избирательное право в ландтаги: в сентябре 1905 — демонстрация и кровавые столкновения в Саксонии, в январе 1906 — полудневная «мобилизационная» В. с. в Гамбурге и стотысячная демонстрация.
Но отлив революционной волны в России был использован вождями для затормажения движения. Тормазы были пущены в ход еще до того, как движение развернулось.
Появившейся в начале 1905 теоретической и весьма умеренной по тенденции книге Роланд-Гольст о В. с. майский съезд профсоюзов в Кёльне противопоставил резолюцию, категорически протестующую против самой постановки вопроса о В. с. для Германии. На партейтаге в Иене (сент. 1905), где вопрос о В. с. стоял в центре обсуждения, Бебель в блестящем докладе, отражавшем подъем боевого настроения в партийных массах, защищал необходимость не отказываться от оружия В. с., настаивая, однако, на *^ом, что в Германии к ней можно прибегнуть лишь в случае крайней необходимости и после основательной подготовки. Он резко отмежевался от подражания русскому примеру: «Условия в России так ненормальны, что эти стачки не могут быть поставлены нам в пример... Там предпринимались массовые стачки при помощи совершенно недостаточных средств, отчасти неорганизованными рабочими. Да, товарищи, этого я вам не рекомендую, этого не рекомендует никто, это было бы безумие...».
В противовес этому Роза Люксембург сказала в своей речи: «Учитесь же у русской революции. Массы ринулись в революцию почти без следа профессиональной организации и теперь укрепляют свои организации в бою шаг за шагом. В том-то и дело, что представление, будто сильные организации всегда должны предшествовать борьбе, есть представление механическое, не диалектическое. Наоборот, организация нарождается также сама в борьбе вместе с ростом классового сознания...». Съезд, конечно, принял резолюцию в духе доклада Бебеля.
Год, отделявший Йенский съезд от съезда в Маннгейме, был годом сильного возбуждения масс в борьбе за избирательное право, особенно в Саксонии, Любеке, Бремене, сопровождавшегося академической дискуссией в печати о В. с. и практическим тормажением движения вождями. Это тормажение выявилось ярче всего в тайном совещании ЦК с. — д. партии и Генеральной комиссии профсоюзов (февраль 1906). На Маннгеймском съезде (сентябрь 1906) была принята резолюция, означавшая полную капитуляцию перед профсоюзами по вопросу о В. с. В ней устанавливалось, что ЦК партии может объявить В. с. лишь в согласии с Генеральной комиссией профсоюзов.
