о Т Р я Д Ъ ІГ. — X п щ ,н ы я.
665
пронзительное трещаніѳ; а если раздражать егр^ т а онъ бросается на обидчика сь г р о м к и ^ визгомт.; вообвдѳ-жѳ о своей боіізни онъ ѳаявляетъ только тихимъфырКавіеиъ. Обцкновѳнно горностай, будучи пойманъ старымъ,живѳтъпѳдолго, такъ ІШЕЪОНЪ столь-жераздражителенъ,ЕаБЪ и ласка, не привыкаетъ ни къклѣткѣ, никъ ухаживающему за нимъ лицу, отказывается отъ пищи или же впадаѳгь въ такое раздраженіе, что вслѣдствіѳ этого ногибаеть. Я ловилъ много горностаевъ, заботливо ухалсивалъ за ними,, но никогда не быль въ состояніи сохранить зкизни ни одному изъ нихъ. Напротивъ, взятый изъ гнѣзда горностай становится весьма ручнымъ и доставляетъ своему воспитателю много удовольствія; при атомъ нѣкоторьте изъ такихъ экземнляровъ доводились, говорятъ, даже до того, что по собственной водѣ уходили и возвращались домой, а также и слѣдовали за своимъ госпоДиномъ, на додобіе собаки. Однако, по отношенію къ сказанному раньше^ иногда встрѣчается исключеніѳ таклсе и между старыми горностаями. Такъ, Грилль разсказываѳтъ, «что за нѣсколько дней до Ролсдества 1843 г. ему принесли горностая самца, нойманнаго нодъ кучею дровъ. Онъ былъ въ своемъ чистомъ зимнемъ одѣяніи. Черные, гругдьіе глаза, краснобурый носъ и черный кончикъ хвоста ярко отдѣлялнсь отъ снѣжной бѣлизны остальной щерсти, причемъ прекрасный сѣрно®елтый оттѣнокъ наблюдался только у корня хвоста и на серединѣ его. Это былъ^ Премилый, въ высшей степени подвижной звѣрекъ. Я иосадилъ его сначала въ большую, необитаемую комнату, гдѣ и не замедлилъ развиться тотъ своеобразный противный эапахъ, который свойственъ куиьей нородѣ. Поразительна была способность этого горностая лазать, прыгать и прятаться въ разные уголки. Оь леігкостью взбирался онъ но оконнымъ занавѣсамъ, а если его оттуда спугивалн, тр онъ, съ крикомъ ужаса, мгновенно прыгалъ внизъ, на полъ. На второй день аалѣзъ онъ въ печную трубу и оставался таыъ, ничѣмъ не обнаруживая своего пребыванія, въ теченіе нѣсколькихъ часовъ, пока наконецъ, весь испачканный сажею^ не зылѣзъ изъ печки. Часто издѣвался онъ надо мною въ теченіе многихъ Часовъ, пока я его отыскивалъ, и в ъ концѣ концовъ оказывалось, что онъ сидитъ, притаившись, въ такомъ мѣстѣ, гдѣ его всего менѣѳ можно было предполагать. Такъ какъ комната не отапливалась, то онъ вскорѣ отыскалъ себѣ логовище въ кровати, гдѣ и выбралъ особенное мѣстечко^ которое однако тотчасъ покидалъ, какъ только кто-нибудь входилъ въ дверь. Тѣмъ не менѣе постель оставалась для него все-таки «амымъ излюбленнымъ убѣжнщемъ, куда обыкновенно онъ и скрывался, если къ нему подступали быстро. Но если съ нимъ заговаривали ласково и вообще держали себя спокойно, то звѣрекъ пріостанавливалъ свой бѣгь или даже дѣлалъ, любопытства ради, нѣсколько гааговъ на встрѣчу,.причемъ вытягивалъ свою длинную шею и поднималъ переднюю ногу. Впрочемъ, склонность къ любо'пытству у горностая столь общеизвѣстна, что сельскій людъу насъ обыкновенно и выражается о немъ такимъ образомъ: «горностайка радъ, когда его хвалятъ>. Находясь въ состояніи напряженнаго вниманія, или всматриваясь во что-либо подозрительное, но помѣщающееся выше его головы, горностай садится на заднія ноги и высоко поднимаетъ голову. Часто онъ лежитъ съ приподнятой шеей, наклоненной головой, и выгнутой кверху спиною. Бѣгая же, онъ такъ низко стелется всѣмъ своимъ тѣдомъ по землѣ, что ноги едва цримѣтны. Если къ нему подходить близко,, то npeayte чѣмъ обратиться въ бѣгство, горностай оживленно и пронзительно кричитъ, при чемъ издаваемые имъ звуки болѣе всего походятъ на голосъ большого дятла; можно также было-бы сравнить ихъ съфырканьемъ кошки, в о ' ОНИ все-таки рѣзчѳ. Еще чаще можно слышать шипѣніѳ, подобное змѣиному. «Когда же на третШ день горностая посадили въ большую клѣтку, изъ кото-
