нравиться; даже натуральная веселость его, смѣхъ какъ-то не гармонировали со строго классическими, прекрасными чертами его лица, такъ что многіе находили, великаго князя Михаила красивѣе. А веселость эта была увлекательна, это было проявленіе того счастія, которое, наполняя душу юноши, просится наружу. Въ павловскомъ придворномъ кружкѣ онъ былъ иногда веселъ до шалости. Я помню, какъ въ одинъ лѣтній день императрица, великій князь съ супругою и камер-фрейлина Нелидова вышли на терасу павловскаго сада. Великій князь шутилъ съ Нелидовой, это была сухощавая, небольшая старушка, весьма умная, добрая, веселая. Вдругъ великій князь беретъ ее на руки, какъ ребенка, несетъ въ караульную будку, оставляетъ ее въ ней и строгимъ голосомъ приказываетъ стоящему на часахъ гусару не выпускать арестантку. Нелидова проситъ о прощеніи, императрица и великая княгиня смѣются, а великій князь бросается снова къ будкѣ, выноситъ Нелидову и, опустивъ ее на то мѣсто, съ которая взялъ, становится на колѣни и цѣлуетъ ея руки.
Императрица Марія Ѳедоровна старалась разнообразить Павловскіе вечера. При хорошей погодѣ ѣздили пить чай и ужинать въ Розовой или Елисаветинскій павильонъ или на ферму. Иногда, для забавы общества, приглашались проѣзжіе фокусники съ учеными обезьянами, собаками. Однажды пили чай въ розовомъ павильонѣ. Явился итальянецъ во фракѣ, въ башмакахъ съ трехугольной шляпой подъ мышкой и ввелъ въ залу маленькую лошадку, которая кланялась, сгибая переднія ноги, и выбивала копытомъ отвѣты на заданные вопросы о числѣ гостей, часовъ и проч. Вдругъ лошадка подозрительно поднимаетъ хвостъ и надувается. Великій князь притворно-грозно взглядываетъ на итальянца, а тотъ сконфуженный бросается къ лошадкѣ и подставляетъ свою новенькую трех-уголку, чтобы сберечь паркетъ залы Розоваго павильона. Фрейлины закрываются вѣерами, всѣ смѣются, а великій князь болѣе всѣхъ.
Въ дурную погоду, собирались въ нижней залѣ дворца, съ выходомъ въ садъ. Тамъ иногда было литературное чтеніе; читали: Жуковскій, Уваровъ, Плещеевъ; дамы занимались вышиваньемъ, а великій князь чертилъ карикатуры. Обыкновенно, при началѣ чтенія императрица отпускала насъ, а если она забывала, то мы старались напомнить о нашемъ присутствіи осторожнымъ шарканьемъ ногъ. Отпущенные, мы бѣжали въ садъ и въ публикѣ, которая толпилась у оконъ залы, отыскивали знакомыхъ намъ гусарскихъ офицеровъ и возвращались только къ началу ужина.
Но эти вечера были не часты и, кажется, немногіе ихъ любили. Чаще всего играли въ фанты и въ такъ называемый charades en action. Шарады эти всегда придумывалъ великій князь и самъ же исполнялъ ихъ. Я помню шараду tapage, въ которой я представлялъ второй слогъ, а при исполненіи цѣлаго великій князь поднялъ такой шумъ, что императрица и великая княгиня, закрывъ уши, вскричали: «assez de tapage, assez». Другая шарада, вызвавшая всеобщій смѣхъ и одобреніе, была «corpulence», исполненная однимъ великимъ княземъ. Сперва онъ весьма искусно подражалъ звуку рожка, потомъ прошелся, дѣлая гримасы и зажимая носъ; потомъ явился съ биліарднымъ кіемъ, который держалъ какъ копье, наконецъ пришелъ обвязанный подушками и съ трудомъ, какъ бы отъ тучности, передвигалъ ноги. Шарады всегда исполнялись безъ всякихъ приготовленій, безъ всякихъ пособій. Можно было пользоваться только тѣмъ, что находилось въ смежной биліардной комнатѣ. Такъ просты, такъ незатѣйливы были Павловскіе вечера императрицы, а какъ веселы и оживлены были они!
Великій князь былъ очень воздерженъ въ пищѣ, онъ никогда не ужиналъ, но обыкновенно при проносѣ соленыхъ огурцовъ, пилъ ложки двѣ огуречнаго разсола; сморкался онъ продолжительно и громко, и тогда императрица, обращаясь къ великой княгинѣ, обыкновенно говорила съ улыбкою: «Unser grosser Trompeter fängt schon wieder an». Ко мнѣ великій князь былъ особенно милостивъ. Я былъ очень худощавъ, вѣроятно отъ роста; часто великій князь, подходя ко мнѣ, спрашивалъ: «что ты такъ худѣешь, не шалишь-ли?» И потомъ уговаривалъ беречь здоровье и силы, необходимыя для будущаго счастія. Это милостивое вниманіе къ юношѣ, эта снисходительная забота о его здоровьи проявляютъ, безъ сомнѣнія, черты душевной доброты великаго князя, тѣмъ болѣе, что въ то время онъ былъ очень молодъ и очень счастливъ, а молодость и счастіе эгоистичны.
Въ концѣ августа, въ одно воскресенье, въ церкви, во время
нравиться; даже натуральная веселость его, смех как-то не гармонировали со строго классическими, прекрасными чертами его лица, так что многие находили великого князя Михаила красивее. А веселость эта была увлекательна, это было проявление того счастия, которое, наполняя душу юноши, просится наружу. В павловском придворном кружке он был иногда весел до шалости. Я помню, как в один летний день императрица, великий князь с супругою и камер-фрейлина Нелидова вышли на террасу павловского сада. Великий князь шутил с Нелидовой, это была сухощавая, небольшая старушка, весьма умная, добрая, веселая. Вдруг великий князь берет ее на руки, как ребенка, несет в караульную будку, оставляет ее в ней и строгим голосом приказывает стоящему на часах гусару не выпускать арестантку. Нелидова просит о прощении, императрица и великая княгиня смеются, а великий князь бросается снова к будке, выносит Нелидову и, опустив ее на то место, с которая взял, становится на колени и целует ее руки.
Императрица Мария Федоровна старалась разнообразить павловские вечера. При хорошей погоде ездили пить чай и ужинать в Розовый или Елисаветинский павильон или на ферму. Иногда для забавы общества приглашались проезжие фокусники с учеными обезьянами, собаками. Однажды пили чай в Розовом павильоне. Явился итальянец во фраке, в башмаках, с треугольной шляпой под мышкой и ввел в залу маленькую лошадку, которая кланялась, сгибая передние ноги, и выбивала копытом ответы на заданные вопросы о числе гостей, часов и проч. Вдруг лошадка подозрительно поднимает хвост и надувается. Великий князь притворно-грозно взглядывает на итальянца, а тот сконфуженный бросается к лошадке и подставляет свою новенькую треуголку, чтобы сберечь паркет залы Розового павильона. Фрейлины закрываются веерами, все смеются, а великий князь более всех.
В дурную погоду собирались в нижней зале дворца с выходом в сад. Там иногда было литературное чтение; читали: Жуковский, Уваров, Плещеев; дамы занимались вышиваньем, а великий князь чертил карикатуры. Обыкновенно при начале чтения императрица отпускала нас, а если она забывала, то мы старались напомнить о нашем присутствии осторожным шарканьем ног. Отпущенные мы бежали в сад и в публике, которая толпилась у окон залы, отыскивали знакомых нам гусарских офицеров и возвращались только к началу ужина.
Но эти вечера были не часты и, кажется, немногие их любили. Чаще всего играли в фанты и в так называемый charades en action. Шарады эти всегда придумывал великий князь и сам же исполнял их. Я помню шараду tapage, в которой я представлял второй слог, а при исполнении целого великий князь поднял такой шум, что императрица и великая княгиня, закрыв уши, вскричали: «Assez de tapage, assez». Другая шарада, вызвавшая всеобщий смех и одобрение, была «corpulence», исполненная одним великим князем. Сперва он весьма искусно подражал звуку рожка, потом прошелся, делая гримасы и зажимая нос; потом явился с биллиардным кием, который держал, как копье, наконец пришел обвязанный подушками и с трудом, как бы от тучности, передвигал ноги. Шарады всегда исполнялись без всяких приготовлений, без всяких пособий. Можно было пользоваться только тем, что находилось в смежной биллиардной комнате. Так просты, так незатейливы были павловские вечера императрицы, а как веселы и оживленны были они!
Великий князь был очень воздержан в пище, он никогда не ужинал, но обыкновенно при проносе соленых огурцов пил ложки две огуречного рассола; сморкался он продолжительно и громко, и тогда императрица, обращаясь к великой княгине, обыкновенно говорила с улыбкою: «Unser grosser Trompeter fängt schon wieder an». Ко мне великий князь был особенно милостив. Я был очень худощав, вероятно от роста; часто великий князь, подходя ко мне, спрашивал: «Что ты так худеешь, не шалишь ли?» И потом уговаривал беречь здоровье и силы, необходимые для будущего счастия. Это милостивое внимание к юноше, эта снисходительная забота о его здоровье проявляют, без сомнения, черты душевной доброты великого князя, тем более, что в то время он был очень молод и очень счастлив, а молодость и счастие эгоистичны.
В конце августа, в одно воскресенье, в церкви, во время
