Она выходила теперь изъ монастыря жизнерадостная, полная силъ и жажды счастья, готовая насладиться всѣми радостями, всѣми чудными случайностями, которыя она предвкушала уже въ свободные часы дня, въ тишинѣ безсонныхъ ночей, въ одинокихъ мечтахъ.
Она походила на портреты Веронеза; тѣ же бѣлокурые, блестящіе волосы, почти такого же цвѣта, какъ и ея тѣло, тѣло аристократки, слегка розоватое, оттѣненное легкимъ пушкомъ, какъ бы блѣднымъ бархатцемъ, замѣтнымъ только при блескѣ солнечныхъ лучей. Глаза голубые, темные, какъ у статуэтокъ изъ голландскаго фаянса.
Маленькое родимое пятнышко на лѣвой ноздрѣ, другое на правой сторонѣ подбородка съ нѣсколькими волосками, цвѣта ея кожи, такъ что ихъ съ трудомъ можно было разглядѣть. Рослая, съ созрѣвшею грудью, съ гибкимъ станомъ. Чистый, порою даже рѣзкій голосъ, но такой задушевный смѣхъ, что всѣмъ отъ него становилось весело! У нея была привычка часто подносить обѣ руки къ вискамъ, какъ бы для того, чтобы пригладить волосы.
Она подбѣжала къ отцу и крѣпко обняла его.
— Ну что, ѣдемъ? — спросила она.
Онъ, улыбаясь, покачалъ своими длинными, уже бѣлыми волосами и, указывая на окно, сказалъ:
— Какъ можно ѣхать по такой погодѣ?
Но она просила, нѣжно ласкаясь:
— Поѣдемъ, папа, умоляю тебя. Послѣ обѣда погода разгуляется.
— Но твоя мать ни за что не согласится.
— Нѣтъ, согласится; я ужь берусь уговорить ее.
— Если уговоришь, я охотно поѣду.
И она бросилась въ комнату баронессы. Она давно уже съ нетерпѣніемъ ожидала этого дня.
