Теперь подѣлюсь съ вами новостью. Мы открыли выставку 28-го ноября, и она имѣетъ успѣхъ, по крайней мѣрѣ Петербургъ говорить весь объ этомъ. Это самая крупная городская новость, если вѣрить газетамъ. Ге царитъ рѣшительно. На всѣхъ его картина произвела ошеломляющее впечатлѣніе. Затѣмъ Перовъ, и даже называютъ вашего покорнѣйшаго слугу, и я радъ, что съ такимъ сюжетомъ окончательно не сломилъ себѣ шею, и если не поймалъ луны, то все же нѣчто фантастическое вышло[1]. Словомъ, кажется недурна выставка. «Охотника» Ник. Кор., нашего милаго, сравниваютъ, какъ бы вы думали, съ кѣмъ? Ни больше, ни меньше, какъ съ портретомъ Кнауса «Рабенека». Лестно! Но, дорогой мой, какъ грустно, какъ грустно, еслибы вы знали, что нѣтъ пейзажиста у насъ. Пейзажъ Саврасова «Грачи прилетѣли» есть лучшій, и онъ дѣйствительно прекрасный, хотя тутъ же и Боголюбовъ (приставшій), и баронъ Клодтъ и И. И. Но все это деревья, вода, и даже воздухъ, а душа есть только въ «Грачахъ». Грустно! Это именно замѣтно особенно на такой выставкѣ, гдѣ рѣзко выражается индивидуальность, гдѣ каждая картина должна выражать нѣчто живое и искреннее. Всѣхъ вещей 42, и всѣ хорошія, но выдѣляющихся 5, 6, а это, согласитесь, много, особенно принимая въ соображеніе выставки академическiя.
Случился перерывъ, выпилъ чаю, а тамъ Софья Николаевна поетъ дѣтямъ, укладывая: «По синимъ волнамъ океана», «Пустынный и мрачный гранитъ», «И молча въ открытые люки чугунныя пушки Глядятъ». Словомъ, уносить куда-то, мысли всѣ спутались, и продолжать письмо нѣтъ никакой возможности. Голубчикъ мой, подождите... И какъ на зло, затянула еще греческую, ту самую, которую вы принесли къ намъ. .Чортъ знаетъ, какъ жизнь распоряжается нами. Ну, зачѣмъ такъ случилось, что Вы заболѣли? Ну что хорошаго въ томъ, что вы сидите въ Крыму, и нигдѣ нельзя въ другомъ мѣстѣ, то есть я разумѣю подъ другимъ мѣстомъ — тамъ, гдѣ я живу, напримѣръ. И потомъ, къ чему служить то, что въ кои-то вѣки напишешь вамъ, а отъ васъ получить и не думай. Да хоть и получишь, то это будетъ когда? А тутъ именно теперь нужно видѣть лицо, слышать голосъ, и хоть помолчать, и то хорошо. Неприятно. Грустно, что васъ далеко зашвырнуло. Теперь только я чувствую, что я, кажется, привязанъ чѣмъ-то къ вамъ!
Кончу я письмо, ей-Богу кончу, допишешься пожалуй до объясненія въ любви: глупо будетъ, неприлично въ мои лѣта. И такъ, до свиданья, дорогой мой.
- ↑ Картина «Майская ночь».
