счастливы, как предполагалъ быть. Правда, мнѣ и здѣсь такъ же почти хорошо, какъ дома, но разница здѣсь состоитъ въ томъ, что я, въ хорошо знакомомъ мнѣ городѣ, могъ болтать съ пріятелями, друзьями и знакомыми все, что только ни приходило въ голову, и говорилъ все это потом у только, что я был веселъ. А здѣсь? О! Здѣсь совершенно противное! Здѣсь я долженъ подчиняться законамъ приличія, отчасти неумѣстнымъ. Всматриваясь, однако -жъ, глубже въ обстоятельства моей здѣсь жизни, я замѣчаю человѣка, съ которымъ, какъ говорятъ мнѣ чувства, я, можетъ быть, буду въ очень короткихъ отношеніяхъ, или, выражаясь иначе, Въ дружбѣ. Этотъ человѣкъ, другъ мой, однихъ съ тобою лѣтъ, имѣетъ наружность нѣсколько похожую на твою, довольно свободный умъ, словомъ, человѣкъ, который смотритъ на вещи прямыми глазами, можетъ быть приятнымъ собесѣдникомъ и, вдобавок — шалунъ въ высшей степени, но шалунь, который не хочетъ стѣснять другихъ своими шадостями. Этотъ человѣкъ — сынъ моего хозяина Данилевскаго, имя его Александръ; онъ проходить уже науки въ 5-мъ классѣ гимназій.
Послѣ этихъ умственныхъ разборовъ, мысль моя вдруг остановилась на томъ времени, когда я проѣзжаль. При этомъ воспоминаній невольно рождается въ сердцѣ какоето чувство, которое явно говоритъ въ пользу Малороссіи. Вотъ гдѣ, другъ мой, характеры, въ которыхъ отражается та же доброта, умъ и веселость, которые такъ поражали меня въ повѣстяхъ и романахъ знаменитаго писателя украинскихъ нравовъ, Основьяненко. Здѣсь я встрѣтилъ древнія и самобытныя черты этой отрасли русскаго характера; но при всей моей наблюдательности и желании замѣтить чтонибудь, я только успѣлъ въ половину: — подмѣтилъ одну комическую ихъ сторону. Вотъ, напримѣръ, меня сильно разсмѣшило восклицаніе одного малороссіянина довольно пожилыхъ лѣтъ, которое относилось къ другому, который въ то же время вышелъ изъ двора: „Куме, а, куме! ходимъ, каты его батька, выпьемъ горылэки!“
