вчера, просидел до утра. На вопрос, что он читал, — ответ: „песенник чтоль-то, стихи какие-то. Хорошие“...
Золотые летние сумерки в библиотеке. Дверь на террасу открыта. Молодая девушка из читательниц играет на пианино. Друзья-великаны здесь, босые, загорелые, один—прямо с поля, с серпом. Продолжаем под музыку разговор. Стараюсь уговорить их принести из дома рисунки. Они отказываются с недоверием к этому желанию видеть эти рисунки. Вдруг потеряли терпение: „Вы что? Смеетесь?“ вступился „архаический“: „какие мы художники? Мы просто пошутили... это—так... зимою скучно было, понимаешь... мятель... Так вот мы сидели по вечерам, вместе рисовали, читали вслух. Вы знаете, что мы любим читать?“ Тон вдруг понизился до конфиденциального: „нам повести эти и романсы не нужны, мы любим быль... про таких людей, которые добиваются всего сами и идут своим путем“. Встал, в волнении перешел даже на „ты“. „Знаешь, вот, например, как я, — рванье, одежи у них ничего нет. Знаешь, бывает так: вот — железная дверь и она. заперта. Через нее надо пройти, но там стоит человек, и ты его боишься и не знаешь, как пройти“. О чем говорил и волновался великан, конкретно узнать не удалось. Сумерки сгущались. Говорили еще о желании и невозможности учиться и о каких-то таких таинственных делах своих, о которых надо хранить тайну.
Вот — мальчик, крестьянин 13 лет. Он проучился в школе всего полтора года. Ему вечно все надо знать. Какой национальности был Песталоцци? Какое государственное правление в Англии и С. Американских Штатах? „Дайте мне что-нибудь про древних римлян... Дайте мне про старую Францию... Знаете, что я люблю читать? Я люблю читать про войну, про борьбу. Вот — Гарибальди, это — самая лучшая книга“ — и следует рассказ о Гарибальди: рабы всегда освобождали себя сами; а все-таки и не совсем сами, — только тогда, когда найдется один из них, главарь, который захочет повести всех за собой. Этот мальчик по два месяца может добиваться книги и, если не находит ее в библиотеке, то достает у кого-нибудь.
Вот—мальчик 17 лет, земледелец. Раньше был отвратительным хулиганом, неприятным, грубым, с деревянным смехом и с дурными словами. „Я без книги жить не могу“, заявляет теперь он. Однажды он пришел вечером и заявил: „в библиотеке лучше, чем в церкви; отец посылал ко всенощной, а я пошел в библиотеку“. Что он читал? Раньше ему никогда не нравилось то, что брал — сам выбирать неумел, потом применился и все чаще оставался доволен и своим выбором и выбором библиотекарей. А выбирали ему то, что позволял скудный запас книг библиотеки: „Принц и Нищий“ Твэна, „Вильгельм Телль“, „В страну чернокожих“ Беккера, жизнеописание Стенли. Потом перешли на беллетристику. Тургенев не особенно понравился. Очень болышое впечатление произвел Сенкевич — „Камо грядеши“ и „Огнем и мечем“. „Если это — не книги, то я уж и не знаю, что еще назвать книгами: всем книгам книги!“ Начал что-то познавать в книгах, развиваться, даже внешне изменился. Прочел с интересом „Андрея Кожухова“ Степняка. Любил Гоголя.