Руднев. — Так что Распутин у вас — там — был совершенно другим?
Андроников. — Совершенно другим. Нужно вам сказать, что он меня боялся!… Он знал мой совсем независимый, правдивый язык, он знал, что я ни перед чем не остановлюсь!… Он несколько раз, после хорошей рюмки вина, отводил меня в сторону и говорил: «Знаешь, ты добрый человек! Я тебе скажу: никогда не верь, что тебе будут говорить, что я люблю Аннушку… Никогда не допускай мысли, что я был в коротких отношениях с ней!»…
Руднев. — Скажите: это случайно, что Варнава из Тобольска и Распутин из Тобольска?
Андроников. — Тут кроется недоразумение: Варнава глубоко ненавидел и презирал Распутина! И до сих пор это для меня совершенно ясно… Варнава, прежде всего, строгий монах. Распутин — развратник. Так что эти два понятия уже совершенно не сходятся. Распутин виделся раньше с Варнавой, так как Варнава был один из тех архиереев, которые его не ругали, напротив, был с ним в добрых отношениях… Но Распутин не выдвигал при дворе Варнаву, потому что Варнава уже 20 лет был при дворе, ибо при вдовствующей императрице был вхож через Константина Константиновича и через греческую королеву Ольгу Константиновну, которая знала его давно… Он давно был своим человеком при дворе. Распутин просил его сделать епископом Тобольским, так как при этом архиерее он бы легче безобразничал, вмешивался в дела, чем при другом епископе…
Председатель. — Каким же образом при Варнаве, которого вы охарактеризовали, как строгого монаха, развратничать было бы легче?
Андроников. — Распутин думал, что Варнава будет сквозь пальцы смотреть и при случае поддержит его, т.-е. не будет открывать все его гадости, как это делали целый ряд губернаторов и архиереев…
Руднев. — Что же? Варнава был добрый, слабый человек? — Так вы это объясняете?…
Андроников. — В душе своей Варнава его ненавидел, но ради Царского Села прощал ему многое: il fermait son bec…[*]
Председатель. — Так что этот Варнава был монах с некоторым расчетом?
Андроников. — Да… О, да! Их постоянно сводили вместе в Царском и заставляли быть в добрых отношениях…
Руднев. — Не приходилось ли вам прежде, чем через Распутина, топить Сухомлинова через Воейкова и как-нибудь действовать на Царское Село?
Андроников. — Да, приходилось… Я прямо, непосредственно говорил Воейкову, а он рассказывал царю.
Руднев. — А вы просили Воейкова докладывать государю?
