тах все было написано. Интересно знать, от министерства внутренних дел или от военного министра? Вы принимали в этом участие? В Царском Селе вам было дано предписание, чтобы прекратить?
Протопопов. — Ну, конечно, это очень не нравилось.
Олышев.— Вы предвосхитили эту мысль. Вам дали понять император и императрица или через Вырубову?
Протопопов. — Государь никогда не скажет прямо. Он всегда промолчит. Вы отлично поймете, что он хочет сделать. От него приказания очень редко получались.
Председатель. — Позвольте поставить ребром вопрос. Вы отрицаете, что вы приезжали после смерти на квартиру Распутина? Но не приезжали вы затем, чтобы взять документы, которые могут компрометировать лиц из Царского Села?
Протопопов. — Между прочим, бюро было опечатано.
Председатель. — Вы опечатывали это бюро?
Протопопов. — Я думаю, генерал Попов. Он обыкновенно по этим делам ходил. Но я на квартире у Распутина не был, наоборот, хотел эту квартиру закрыть, чтобы не было дальнейших скандалов и скопищ.
Председатель. — Вы рассказали тут довольно откровенно, как вы думали, что подойдете и все-таки не замараетесь. Разрешите задать вам в связи с этим еще один вопрос: в каких отношениях вы были с Сухомлиновым?
Протопопов. — С Сухомлиновым? В то время, когда он был министром, я был докладчиком военного закона.
Председатель. — А ко времени вашего министерства?
Протопопов. — Ах! При мне возник вопрос о том, чтобы его выпустить из крепости и заменить домашним арестом.
Смиттен. — Где возбудили этот вопрос?
Протопопов. — В Царском. Государь говорил со мной.
Председатель. — Когда? Вы не припомните, приблизительно, в каком месяце?
Протопопов. — Когда здесь был комендант Никитин.
Председатель. — Вы приезжали для свидания с Сухомлиновым?
Протопопов. — Это было по приказанию царя. Вероятно, это было в ноябре. Я не помню, положительно не могу сказать. Возникла мысль… Государь говорит, что вот долго так идет дело Сухомлинова; неужели я поверю, что он изменник; просто легкомысленный человек. — «Да, государь, может быть, и правда; чужая душа — потемки, а только что есть нехорошие стороны — денежная сторона». — «Да, — говорит, — это есть. Мне его жалко, старика; что вы думаете, если ему переменить меру пресечения, выпустить на квартиру? Домашний арест». — Я говорю: «Знаете, ваше величество, я думаю, что это дело неподходящее. Поднимется большой шум, я бы думал, что это не вполне подходяще. Ускорить след-
