Открыть тебѣ моей темницы тайну,
Я началъ бы разсказъ, который душу
Твою легчайшимъ раздавилъ бы словомъ,
Охолодилъ бы молодую кровь,
Глаза изъ сферъ ихъ вырвалъ бы, какъ звѣзды,
И каждый волосъ вьющихся кудрей
Поставилъ бы на головѣ отдѣльно,
Какъ иглы на сердитомъ дикобразѣ.
Но слухъ изъ крови и костей не можетъ
Постигнуть откровенья вѣчныхъ тайнъ.
Внимай, внимай, внимай, когда любилъ
Ты своего отца, мой сынъ!
О, Небо!
Отмсти, отмсти за гнусное убійство!
Убійство?
Подлое, какъ всѣ убійства.
Но твой отецъ убитъ безчеловѣчно,
Неслыханно.
Скажи скорѣй! На крыльяхъ,
Какъ мысль любви, какъ вдохновенье быстрыхъ,
Я полечу къ ней!
Вижу, ты готовъ;
Но будь ты вялъ, какъ сонная трава,
Что мирно спитъ на Леты берегахъ,
Проснуться ты при этой долженъ вѣсти!
Внимай же, Гамлетъ: говорятъ, что я
Уснулъ въ саду и былъ змѣей ужаленъ.
Народа слухъ безстыдно обманули
Такою выдумкой моей кончины;
Но знай, мой благородный Гамлетъ: змѣй,
Смертельный ядъ въ мое излившій тѣло,
Теперь въ моемъ красуется вѣнцѣ.
О, ты, пророчество моей души!
Мой дядя?
Да. Онъ, звѣрь-кровосмѣситель,
Очарованьемъ словъ и даромъ лжи —
Презрѣнный даръ, способный обольщать —
Успѣлъ склонить къ грѣховнымъ наслажденьямъ
Лжедобродѣтельной Гертруды волю.
Что за измѣна то была, о Гамлетъ!
Меня, съ моей любовью неизмѣнной,
Какъ клятву, данную при алтарѣ,
Меня забыть и пасть въ его объятья,
Его, который — прахъ передо мною!
Какъ добродѣтели не обольститъ
Развратъ, хоть будь онъ въ одѣяньи неба:
Такъ точно страсть и съ ангеломъ въ союзѣ
Наскучитъ, наконецъ, небеснымъ ложемъ —
И жаждетъ недостойнаго. Постой!
Я утренній почуялъ вѣтерокъ:
Я сокращу разсказъ. Когда въ саду
Я спалъ по окончаніи обѣда,
Подкрался дядя твой со склянкой сока
Злой бѣлены и ядъ мнѣ въ ухо влилъ,
Людской природѣ столько ненавистный,
Что онъ, какъ ртуть, бѣжитъ въ каналахъ тѣла,
Внезапной силой растворяя кровь.
И этотъ ядъ покрылъ меня мгновенно,
Какъ Лазаря, корой нечистыхъ струпьевъ.
Такъ я во снѣ убитъ рукою брата,
Убитъ въ веснѣ грѣховъ, безъ покаянья,
Безъ исповѣди и безъ тайнъ святыхъ.
Не кончивъ счетъ, я былъ на судъ отозванъ
Со всею тяжестью земныхъ грѣховъ.
Ужасно! о, ужасно! о, ужасно!
Не потерпи, когда въ тебѣ природа есть, —
Не потерпи, чтобъ Даніи престолъ
Кроватью былъ для гнуснаго разврата.
Но какъ бы ты ни вздумалъ отомстить,
Не запятнай души: да не коснется
Отмщенья мысль до матери твоей!
Оставь ее Творцу и острымъ тернамъ,
Въ ея груди уже пустившимъ корни.
Прощай! прощай! Свѣтящійся червякъ
Мнѣ говоритъ, что близко утро:
Безсильный свѣтъ его уже блѣднѣетъ.
Прощай, прощай и помни обо мнѣ!
Господь земли и неба! Что еще?
Не вызвать ли и адъ? Нѣтъ, тише, тише,
Моя душа! О, не старѣйте, нервы!
Держите персть возвышенно и прямо!
Мнѣ помнить о тебѣ? Да, бѣдный духъ,
Пока есть память въ черепѣ моемъ.
Мнѣ помнить? Да, съ страницъ воспоминанья
Всѣ пошлые разсказы я сотру,
Всѣ изреченья книгъ, всѣ впечатлѣнья,
Минувшаго слѣды, плоды разсудка
И наблюденій юности моей.
Твои слова, родитель мой, одни
Пусть въ книгѣ сердца моего живутъ
Безъ примѣси другихъ, ничтожныхъ словъ.
Открыть тебе моей темницы тайну,
Я начал бы рассказ, который душу
Твою легчайшим раздавил бы словом,
Охолодил бы молодую кровь,
Глаза из сфер их вырвал бы, как звезды,
И каждый волос вьющихся кудрей
Поставил бы на голове отдельно,
Как иглы на сердитом дикобразе.
Но слух из крови и костей не может
Постигнуть откровенья вечных тайн.
Внимай, внимай, внимай, когда любил
Ты своего отца, мой сын!
О, небо!
Отмсти, отмсти за гнусное убийство!
Убийство?
Подлое, как все убийства.
Но твой отец убит бесчеловечно,
Неслыханно.
Скажи скорей! На крыльях,
Как мысль любви, как вдохновенье быстрых,
Я полечу к ней!
Вижу, ты готов;
Но будь ты вял, как сонная трава,
Что мирно спит на Леты берегах,
Проснуться ты при этой должен вести!
Внимай же, Гамлет: говорят, что я
Уснул в саду и был змеей ужален.
Народа слух бесстыдно обманули
Такою выдумкой моей кончины;
Но знай, мой благородный Гамлет: змей,
Смертельный яд в мое изливший тело,
Теперь в моем красуется венце.
О, ты, пророчество моей души!
Мой дядя?
Да. Он, зверь-кровосмеситель,
Очарованьем слов и даром лжи —
Презренный дар, способный обольщать —
Успел склонить к греховным наслажденьям
Лжедобродетельной Гертруды волю.
Что за измена то была, о Гамлет!
Меня, с моей любовью неизменной,
Как клятву, данную при алтаре,
Меня забыть и пасть в его объятья,
Его, который — прах передо мною!
Как добродетели не обольстит
Разврат, хоть будь он в одеяньи неба:
Так точно страсть и с ангелом в союзе
Наскучит, наконец, небесным ложем —
И жаждет недостойного. Постой!
Я утренний почуял ветерок:
Я сокращу рассказ. Когда в саду
Я спал по окончании обеда,
Подкрался дядя твой со склянкой сока
Злой белены и яд мне в ухо влил,
Людской природе столько ненавистный,
Что он, как ртуть, бежит в каналах тела,
Внезапной силой растворяя кровь.
И этот яд покрыл меня мгновенно,
Как Лазаря, корой нечистых струпьев.
Так я во сне убит рукою брата,
Убит в весне грехов, без покаянья,
Без исповеди и без тайн святых.
Не кончив счет, я был на суд отозван
Со всею тяжестью земных грехов.
Ужасно! о, ужасно! о, ужасно!
Не потерпи, когда в тебе природа есть, —
Не потерпи, чтоб Дании престол
Кроватью был для гнусного разврата.
Но как бы ты ни вздумал отомстить,
Не запятнай души: да не коснется
Отмщенья мысль до матери твоей!
Оставь ее творцу и острым тернам,
В ее груди уже пустившим корни.
Прощай! прощай! Светящийся червяк
Мне говорит, что близко утро:
Бессильный свет его уже бледнеет.
Прощай, прощай и помни обо мне!
Господь земли и неба! Что еще?
Не вызвать ли и ад? Нет, тише, тише,
Моя душа! О, не старейте, нервы!
Держите персть возвышенно и прямо!
Мне помнить о тебе? Да, бедный дух,
Пока есть память в черепе моем.
Мне помнить? Да, с страниц воспоминанья
Все пошлые рассказы я сотру,
Все изреченья книг, все впечатленья,
Минувшего следы, плоды рассудка
И наблюдений юности моей.
Твои слова, родитель мой, одни
Пусть в книге сердца моего живут
Без примеси других, ничтожных слов.
