сдѣлавшiяся нынѣ общимъ достояниемъ всѣхъ классовъ, отъ монарха до простого рабочаго, и наполняетъ этимъ содержаніемъ старый сосудъ, въ явно ошибочномъ предположеніи, что огражденное новыми привилегіями сословіе сдѣлается оплотомъ (sauvegarde) общенародной свободы противъ правительства и бюрократіи. Всякое укрѣпленіе сословныхъ дворянскихъ преимуществ вело бы не къ расширенію общегражданскихъ свободъ, а къ затрудненію освобожденiя крестьянъ, котораго, въ сущности, правительство желало, но къ которому опасалось прикасаться и о которомъ оно запретило печатно разсуждать, только въ виду того, чтобы освобожденіемъ крестьянъ не умалить правъ дворянъ и не поколебать тѣмъ самымъ одного изъ устоевъ общественнаго быта.
Стремление къ усиленію дворянскихъ преимуществъ по логической связи вещей производило въ одержимомъ имъ лицѣ охлажденіе къ крупному вопросу, служившему въ то время пробнымъ камнемъ либерализма, то-есть къ освобожденiю крестьянъ. На эту особенность настроенія Пушкина въ послѣдніе годы его жизни бросаетъ яркiй, хотя и перемежающійся свѣтъ его полемическая статья 1834 г.: «Мысли на дорогѣ», заключающая въ себѣ систематическое опроверженіе знаменитаго въ свое время, изданнаго въ 1790 г. и строго запрещеннаго «Путешествiя изъ Петербурга въ Москву», Александра Радищева. Сочиненіе Радищева обращалось въ рукописяхъ; оно произвело въ юности большое впечатлѣніе на Пушкина и вдохновило его къ написанію извѣстнаго стихотворенiя его «Деревня», 1819 г. (1, 206):
Здѣсь рабство тощее влачится по браздамъ
Неумолимаго владѣльца.
Здѣсь тягостный яремъ до гроба всѣ влекутъ.
Здѣсь дѣвы юныя цвѣтутъ
Для прихоти развратнаго злодѣя, и пр.
Что свое увлечение проповѣдникомъ освобожденiя крестьянъ Пушкинъ сохранилъ до конца жизни, тому неопровержимымъ доказательствомъ служитъ 6-я строфа
