Страница:Спасович Мицкевич.pdf/114

побудившихъ его создать произведеніе весьма своеобразное, гораздо крупнѣе по размѣрамъ, нежели произведеніе Мицкевича, — произведеніе, въ которомъ коренная его идея не была вполнѣ высказана, по тогдашнимъ условіямъ. Третья четверть вѣка истекаетъ съ того момента, когда оба поэта встрѣтились; Европа значительно видоизмѣнилась, одинъ только колоссъ остался невредимъ и недвижимъ. Если бы предположить, что встрѣча двухъ геніальнѣйшихъ, не превзойденныхъ до-нынѣ, поэтовъ славянскаго міра произошла теперь, то и взгляды ихъ на державнаго властелина сѣвера были бы совсѣмъ иные. Вопросъ о Петрѣ В. подвигается въ исторіи какъ паукъ, — это одинъ изъ вопросовъ наиболѣе жизненныхъ, наиболѣе привлекающихъ и благодарныхъ. Царь Петръ давно пересталъ быть, въ глазахъ изслѣдователей, чѣмъто въ родѣ библейскаго Нимврода, государя, дѣйствующаго наперекоръ законамъ природы, лишь съ тою цѣлью, чтобы, какъ выразился Мицкевичъ, «показать свое всемогущество». Теперь извѣстно, что вся его умственная дѣятельность наполнена была одною идеею, не личною его, но великорусскою, далеко выходящею за предѣлы его личнаго бытiя, его вѣка, и увлекавшею его съ силою, съ какою увлекаетъ религиозная идея своего фанатика, или артистическая идея ― художника въ пылу творчества. Идеѣ этой онъ принесъ въ жертву своего сына, не виновнаго, какъ надобно думать, ни въ политическомъ, ни въ уголовномъ смыслѣ; онъ ею былъ такъ занятъ, что не подумалъ, кому ее завѣщать, до того самаго момента, когда цѣпенѣющая рука и застывшій языкъ отказались указать преемника, такъ что вся будущность монархіи повисла на волоскѣ, предана была на произволъ судьбы, представлена самому случаю. Мицкевичъ отлично постигъ Петра, какъ воплощение исполинской силы; мало того: возвысившись надъ своими національными чувствами до болже общей точки зрѣнія, онъ отлично понялъ столь чуждый вообще поляку героизмъ слѣпаго, почти невольническаго