Страница:Спасович Мицкевич.pdf/115

послушанія (Ach! zal mi ciebie, biedny Slawianinie! Biedny narodzie, zal mi twojej doli:―Jeden znasz tylko heroizm― niewoli!). Но для Мицкевича осталось навсегда неразгаданною тайною обаяніе властелина, чарующее его вліяніе на народъ: какимъ образомъ укрощалъ онъ и дѣлалъ себѣ безусловно послушнымъ этого нетерпѣливаго и становящагося на дыбы коня? Какимъ образомъ могла эта масса быть увлечена однимъ представленіемъ о почти необъятной, въ матеріальномъ отношеніи, громадѣ, не наполненной еще содержаніемъ, въ которой не отведено мѣста для личнаго счастья единицъ, которая держится безгра ничною преданностью, а иногда и страданіемъ этихъ покорныхъ единицъ? Неизм римое пространство отдѣляло Мицкевича отъ такого почти античнаго и языческаго понятія о государствѣ; оно отдѣляетъ и насъ,―намъ чрезвычайно трудно усвоить себѣ теперь петровскія идеи. Это отсутствіе въ созданіи петровомъ мѣста для чувствительнаго сердца, уголка для оскорбленнаго чувства эта пробуждающаяся въ единицѣ жажда счастья для себя взята Пушкинымъ какъ точка отправленiя; она и составляетъ центральный пунктъ въ поэмѣ, она-то и придаетъ произведенію высокую цѣну и значение: червякъ злословитъ; безконечно малое существо грозитъ поднятымъ кулакомъ колоссу. Пробуждающіяся требованія единицы свидѣтельствуютъ о томъ, что перемѣнились времена, ― а перемѣнились они отъ успѣховъ цивилизаціи, но самъ-то плодъ зеленъ еще и незрѣлъ, мало еще въ немъ сознанія существа зла и средствъ его лечения. Многіе десятки лѣтъ потрачены будутъ на исканіе чего-то ощупью. Ни къ чему не приведутъ ни скорбь о сметенномъ имъ съ лица земли старомъ порядкѣ вещей, ни жалобы на излюбленный невскій «парадизъ» Петра, съ его ненастьемъ, слякотью и наводненіями, ни мечты о древнемъ строѣ, ни плачъ объ отступленіи отъ чистоты патріархальнаго быта, о порчѣ нравовъ и о культурной денаціонализации высшихъ интеллигентныхъ слоевъ общества. Задача освобожденiя отъ умственнаго подра-