(въ черновыхъ бумагахъ эта послѣдняя фраза изложена такъ: «Петръ не страшился народной свободы, неминуемаго слѣдствiя просвѣщенія. Геній его скрывался за предѣлами вѣка, ибо, довѣряя своему могуществу, онъ почиталъ его неприкосновеннымъ. Всеобщее рабство и безмолвное повиновеніе. Всѣ состоянія были равны предъ его палкою»). Пушкинъ радуется, что не удались попытки русскихъ аристократовъ ограничить самодержавіе. «Это спасло насъ отъ чудовищнаго феодализма, и существованіе народа не отдѣлилось вѣчною чертою отъ существованія дворянъ... Владѣльцы душъ, сильные своими правами, затруднили бы или даже уничтожили бы способы освобожденiя людей крѣпостнаго состоянія, ограничили бы число дворянъ и заградили бы для прочихъ сословій путь къ достиженію должностей и почестей государственныхъ. Одно только страшное потрясеніе могло бы уничтожить въ Россіи закоренѣлое рабство; нынче, политическая наша свобода неразлучна съ освобожденіемъ крестьянъ. Желаніе лучшаго соединяетъ всѣ состояния противъ общаго зла, и мирное, твердое единодушіе можетъ скоро поставить насъ на ряду съ просвѣщенными народами Европы».
Эти оптимистические взгляды, эти красивыя мечты намъ знакомы. Эти идеалы одушевляли все молодое поколѣніе тогдашнее, цвѣтъ котораго составляли «друзья-москали» Мицкевича, иными словами, — декабристы. Во главѣ подавленнаго 14-го декабря движенія стояли русскiе дворяне, получившие французское воспитаніе; люди, которые, несмотря на жестокій урокъ, данный кровавымъ исходомъ великой революціи 1789 г., легкомысленно и не угадывая препятствій, пустились впередъ, вѣруя, что можно однимъ скачкомъ и одновременно дойти до двухъ колоссальнѣйшихъ и неимовѣрно трудныхъ результатовъ: и до освобожденiя крестьянъ, и до парламентаризма. Ради достиженія общей политической свободы они отрѣшались отъ своей касты и жертвовали всѣми правами и преимуществами своего привилегиро-
