рядки его кабинета. Кто бывалъ въ этомъ кабинетѣ до продажи Михаиломъ Петровичемъ своего собранія въ казну и даже послѣ этой продажи, помнитъ невообразимый хаосъ, представлявшійся въ комнатѣ глазами непосвященнаго. Тутъ всевозможныя старинныя книги лежали грудами на полу, а на орѣховыхъ столахъ громадныя каменныя глыбы съ татарскими и сибирскими надписями, не говоря уже о сотняхъ рукописей съ начатыми работами, мѣста которыхъ, равно какъ и ассигнацій, запрятанныхъ по разными книгами, зналъ только ученый исторіографъ. Но стоило Михаилу Петровичу куда либо отъѣхать, какъ, не взирая на увѣщанія первой его жены, прелестной и образованной блондинки Елизаветы Васильевны, ретивая Аграфена Михайловна принималась приводить въ порядокъ кабинетъ сына, обметая вездѣ пыль и вводя симметрію.
— Вотъ, Мишинька, я таки твой кабинетъ привела въ порядокъ.
Тутъ отчаянію Михаила Петровича не было границъ.
— Помилуйте, маменька! вы произвели величайшій безпорядокъ, который я и въ полгода не исправлю.
Разъ, наскучивъ за ужиномъ неизмѣннымъ картофелемъ, школьники сказали горничной Аграфены Михайловны, косоглазой Пелагеѣ: „скажи своей Аграфенѣ Михайловнѣ, что если на ужинъ опять будетъ картофель, то мы его въ вазу покидаемъ“, (подразумѣвая мраморную на лужайкѣ).
Конечно, Пелагея передала эти слова своей госпожѣ, но вѣроятно незнакомая со словомъ ваза, сказала: „въ васъ покидаютъ“. Такого непочтенія Аграф. Мих. не вынесла и пошла жаловаться Мих. Петр.:
— Мишинька, твои мальчики собираются кидать въ меня картофелемъ.
— Вотъ видите, маменька, до чего доводить васъ ваша скупость. Нельзя мальчиковъ морить голодомъ.
Но такое увѣщаніе осталось безплоднымъ.
Однажды, когда мы всѣ сидѣли за ужиномъ, отворилась дверь, и вошелъ Мих. Петр., оставшійся недовольнымъ продовольствіемъ.
— Скажи сейчасъ, грозно крикнулъ онъ, обращаясь къ слугѣ, чтобы сварили побольше хоть молочной каши и подали.
