этой маленькой земле умирает каждую секунду, и при том добровольно; это — абсурд. Гораздо правильнее было бы отождествлять мир с дьяволом: да это, собственно, и сделал достопочтенный автор немецкой теологии, когда на стр. 93 своего бессмертного творения (по восстановленному тексту, Штутгарт, 1851) говорит: „Посему злой дух и природа составляют одно, и там, где не преодолена природа, не преодолен и злой дух“.
Очевидно, эти пантеисты дают имя Бога Сансаре. Мистики, напротив, обозначают тем же словом Нирвану; при этом они рассказывают о ней больше, чем могут знать, чего не делают буддисты; поэтому их нирвана именно и есть относительное ничто. Re intellecta, in verbis simus faciles. — В подлинном и правильном смысле употребляют слово Бог синагога, церковь и ислам.
Часто употребляемое в настоящее время выражение „мир — самоцель“ оставляет нерешенным вопрос, объясняют ли мир из пантеизма или из чистого фатализма, и во всяком случае приписывает миру только физический, а никак не моральный смысл; при допущении же последнего мир всегда предстанет как средство к некоторой высшей цели. Но именно та мысль, что мир имеет только физический, а не моральный смысл, — представляет собою самое пагубное заблуждение, вытекающее из величайшей извращенности ума.
Природа, это — воля, поскольку она (воля) созерцает самое себя вне себя; точкой зрения для этого должен служить ей индивидуальный интеллект. Он равным образом — ее продукт.
Вместо того чтобы, подобно англичанам, на произведениях природы и творческого инстинкта доказывать мудрость Божию, следовало бы скорее понять отсюда, что все возникающее через среду представления, т. е. интеллекта, хотя бы и возвысившегося до разума, является простым кропанием в сравнении с тем, что непосредственно возникает из воли, как вещи в себе, и не обусловлено никаким пред-
