— 5І>1 —
клали его на огромное яблоко, представлявшее живогь, а этотъ иослѣдній устанавливали на двѣ деревянныя зубочистки, игравшія роль ногъ. Изъ хлѣба они скатывали крошечную куколку, изображавшую мою собственную особу, сажали ее на другую, тоже скатанную изъ хлѣба, но уже большую фигуру, и начинали дѣлать самыя скверныя сравнения. Одинъ, напримѣръ, замѣчалъ, что маленькая фигурка— Аннибалъ, восходяіцій на Альпы; другой, напротивъ, утверждать, что это Марій, сидящій на развалинахъ Карѳагена. Но какъ бы то ни было, а не восходи я по временамъ на Альпы, или не садись иногда на развалины Кароа-гена — мои сотрапезники постоянно получали бы скверное кушанье.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
Когда жаркое было совершенно дурно, то мы пускались въ богословскіе споры. У большинства образъ мыслей былъ религіозный. Атеистами оказывались только трое изъ насъ, но и они уступали, когда къ дессерту подавался, по крайг ней мѣрѣ, хорошій сыръ. Самый ревностный деистъ былъ маленькій Самсонъ, и когда онъ спорилъ съ длиннымъ фанъ-Питеромъ, то ириходилъ въ сильное негодованіе, бѣ-галъ взадъ и впередъ по комнатѣ и безирестапно кричалъ: «это, іслянусь Богомъ, непозволительно!» Длинный фанъ*-Питеръ, тощій фризъ, дуіна котораго была спокойна, какъ вода въ голландскомъ каналѣ, и слова котораго тянулись спокойно, какъ бичевое судно, бралъ свои доводы изъ нѣ: мецкой философіи, которою въ то время сильно занимались въ Лейденѣ. Онъ смѣялся надъ тѣми умами, которые ири-инсываюп» Богу существованіе отдѣльнаго лица, онъ даже обвинялъ ихъ въ богохульствѣ, такъ. какъ они снабжали Бога мудростью, справедливостью, любовью и тому подоб-ч иыми челомъческими свойствами, Ему отнюдь не подобающими, ибо эти свойства суть въ нѣкоторой степени отри-даніе человѣческихъ слабостей и пороковъ, если принять въ соображеніе, что мы практикуемъ ихъ только какъ противоположность человѣческой глупости, несправедливости и ненависти. Но когда фанъ-Питеръ начинать развивать свои собственныя пантеистическія воззрѣнія, тогда противъ него выстуналъ толстый фихтеанецъ, нѣкій Дриксенъ изъ Утрехта, и разрушалъ понятіе объ этомъ смутяомъ, въ ириродѣ разлитомъ, следовательно все-таки въ нространствѣ
существующемъ Богѣ; по его мнѣиію, богохульно говорить