общая комната. Женщины, живущія съ ними, не связаны никакими обязательствами. Онѣ свободны, работаютъ... кто хозяйствомъ мужчинъ... кто литературными трудами... Супружества не существуетъ, а совершенно свободныя отношенія. Началось съ малаго, а теперь у нихъ уже, мнѣ говорили, до 18 членовъ комуны и все прибавляется. Вы понимаете, какое это должно имѣть громадное значеніе. Кромѣ того товарищъ писалъ мнѣ, что были маленькія неудовольствія, которыя однако были устранены, но что духъ этой комуны невообразимый. Члены ея, пишетъ, становятся совсѣмъ другими людьми, какъ только поступаютъ въ нее.
И женщина свободна?
Вполнѣ. Одна опасность угрожаетъ отъ правительства, потому что понятно, какое громадное значеніе должно имѣть такое учрежденіе. Такъ вотъ какое дѣло затѣялось, и вотъ какъ я бы могъ жить вмѣсто того, чтобъ обучать откормленнаго барченка. Были бы только маленькія средства. Такъ вотъ-съ. Про это дѣло я никогда никому не говорилъ, потому что слишкомъ задушевное дѣло. Но теперь сказалъ вамъ, потому что вижу, что у васъ не увлеченье, a убѣжденье сильное....
Это великолѣпно! Комуна — это великая идея. Это удивительно! Да, я вижу зарю истиннаго прогресса въ Россіи. Да, Твердынской, я — ваша!
Вотъ какъ видна честная натура! Но подумайте — оно, несомненно, дѣло весьма хорошее, но...
Я — членъ комуны. Пишите вашему другу, что два члена, вы и я, вступаемъ въ комуну. Я же беру тѣ деньги, которыя у меня есть, ѣду съ вами въ Петербургъ и пишу Ивану Михайловичу, чтобъ онъ продалъ мою землю и прислалъ деньги въ комуну. Я буду работать надъ своимъ сочиненіемъ о значеніи женскаго умственнаго труда. Твердынской, я одинъ разъ уже жестоко обманулась! Вы не измѣните нашимъ основаніямъ?
Я бы не уважалъ себя, еслибъ я могъ измѣнить; мы ѣдемъ, и чѣмъ скорѣе тѣмъ лучше.
