Отдел I.
От призвания Рюрика до Андрея Боголюбского
Глава I.
О родовых княжеских отношениях вообще
а) Значение старшего в роде, или великого князя.
Старший в роде княжеском, или великий князь, принимал в отношении к младшим членам рода значение отца, был для них в отца место, по тогдашнему выражению. Принимая на себя такой характер, в. князь имел обязанность блюсти интересы рода; так, Ростиславичи в 1195 году говорили в. князю Всеволоду III: "А ты, брате, в Володимери племени старей еси нас, а думай, гадай о Русской земли и о своей чести и о нашей"[1]. С своей стороны, младшие князья обязаны были в. князю как отцу глубоким уважением и покорностию; так, Ростислав Мстиславич Смоленский, призываемый в 1159 году младшими родичами на старший киевский стол, говорил им: "Оже мя в правду зовете с любовию, то я всяко иду Киеву на свою волю, яко вы имети мя отцем в собе в правду и в моем вы послушаньи ходити"[2]. Так, сказано в летописи, что в. к. Святополк в 1111 году послал к Давиду Святославичу, "велячи ему с собою"[3]. Под 1115 годом читаем: "Приходи Володимер (Мономах) а Глеба (князя минскаго): Глеб бо бяше воевал дреговичи и Случеск пожег, и не! каяшеться о сем, ни покаряшеться... и обещася Глеб по всему послушати Володимера"[4]. Под годом 1117: "И наказав его (Ярослава Святополчича) Володимер о сем, веля ему к собе приходити, "когда тя позову"[5]. Под годом 1168: "Посла Ростислав к братьи своей и к сынам своим, веля им всим съвкупитися у себе со всими полкы своими"[6]. Давид Игоревич в 1097 году послал сказать Васильку Ростиславичу Теребовльскому: "Не ходи, брате, и не ослушайся брата старейшаго..." Ирече Давидко Святополку: "Видиши ли не помнит тебе, ходя в руку своею"[7]. Формулы для выражения отношений младших князей к великому были следующие: 1) младший обязан был ездить подле стремени старшего: так, Ярослав Галицкий, признавая старшинство Изяслава Мстиславича, говорит: "Ныне, отце, кляняютися, прими мя яко сына своего Мстислава тако же и мене, ать ездить Мьстислав подле твой стремень по одиной стороне тобе, а яз по другой стороне подле твоей стремень еждю, всеми своими полкы"[8]. Ростислав Юрьевич говорит Изяславу Мстиславичу: "Отец мя переобидил и волости ми не дал; и пришел есмь нарек Бога и тебе, зане ты еси старей нас в Володимирских внуцех, а за Рускую землю хочю страдати, и подле тебе ездити"[9]. Давидовичи говорят Изяславу Мстиславичу: "А пусти брата нашего, амыподле тебе ездим", т.е. если ты освободишь нашего брата, то мы признаем тебя старейшим[10].
Примеч. С этим выражением: ездить подле стремени должно сравнить древнейшее: ходить по ком-нибудь, которое также означало сыновнее отношение младшего к старшему; так, про Игоря сказано: "Игореви же взрастшу, и хожаше по Ользе, и слушаше его"[11].
2) Младший имел старшего господином, был в. его воле. "Велми рад, господине отце, — говорит Ростислав Мстиславич дяде Вячеславу, — имею тя отцем господином, яко же и брат мой Изяслав имел тя и в твоей воли был"[12]. Или: "И на том целова крест Володимирич к Святославу, яко имети ему его в отца место и в всей воли его ему ходити"[13]. Или: "И поча ему помогати Шварно князь и Василко, нарекл бо бяшеть Василка отца себе и господина"[14].
3) Младший смотрел на старшего: "Они же вси (рязанские князья) зряху на Ростислава, имеяхуть,й отцем собе"[15]. Или: "А к тестю своему Рюрикови крест бяшеть целовал (Роман Мстиславич) перед тем, како ся ему Олгович боле того лишити, а в его воле быти и зрети нань"[16].
В. князь имел право судить и наказывать младших членов рода. Ростислав Юрьевич говорит Изяславу Мстиславичу: "А ты мене старый, а ты мя с ним и суди"[17]. Святополку как старшему в роде поручено было от совета родичей наказать Давида Игоревича: "Яко бе Давидова сколота; то иди, ты, Святополче, по Давида, и любо ими, любо прожени"[18]. "Мстислав Владимирович поточи полотьскии князе... еже преступишахрестьное целование... заточени были... зане не бяхуть его воли и не слушахуть его, коли е зовяшеть на Рускую землю в помощь"[19]. Однако в. князь не мог лишить волости младшего князя или наказать его другим каким-нибудь образом по произволу, без обличения в вине; князья говорят Святополку Изяславичу: "Чему еси ослепил брат твой? Аще бы ти вина кая была нань, обличил бы еси пред нами, и упрев, сотворил ему"[20]. Ростиславичи говорят Боголюбскому: "А нам путь кажеши из Руськой земли, без нашей вины"[21], след., они признавали право в. князя лишить волости, если младший провинился. Наконец, младший должен был соглашаться на распоряжения старшего без возражений, не имел права подавать совета старшему, и когда последний спрашивал его мнения, то считал это за большую для себя честь и снисхождение; когда Изяслав Мстиславич спрашивал совета у младшего брата своего Ростислава, тот отвечал: "Брате! Кланяютися, ты еси мене старей, а како ты угадаеши а яз в том готов есмь; аже, брате, на мне честь покладываешь, то яз бых, брате, тако рекл"[22] и проч.
Из этих свидетельств легко можно заключить, какую обширную власть имел старший в роде над младшими; но те же самые родовые понятия, которые придавали ему такое высокое значение, те же самые понятия стесняли его власть, ограничивали ее в пользу младших членов, а именно: старший в роде до тех только пор сохранял власть, пока сам свято исполнял свои отеческие обязанности, т.е. пока не отделял своих интересов от интересов целого рода, пока не переставал смотреть на каждого младшего, как на собственного сына, не делая никакого различия между ближними и отдаленными родичами, сохраняя между ними строгую справедливость. Как же скоро старший в роде пренебрегал своими отеческими обязанностями, как скоро предпочитал собственные выгоды, выгоды детей своих интересам родичей, то он терял свое значение старшего и отца, все его права, равно как обязанности младших к нему, рушились, его власть заменялась или общим родовым советом, или, в случае раздора между князьями, каждый из них действовал, защищал свои права как умел и как мог. Так, когда Всеволод Ольгович, доставши киевский стол, пренебрег интересами рода Святославова, которого был старшим, и для выгод собственного сына искал дружбы Мстиславичей, не давал хороших волостей братьям, то последние сказали ему: "Ты нам брат старший, аже ны не даси, а нам самим о соби поискати... и не любяхуть сего Ольговичи, братья Всеволожа, и поропташа нань, оже любовь имееть с Мьстиславичи с шюрьями своими, а с нашими ворогы, и осажался ими около, а нам на безголовие и безъместье и собе"[23]. Так, Ростислав Юрьевич, видя несправедливость отца, не давшего ему волости, отступил от него и обратился ко врагу его Изяславу Мстиславичу; последний при этом случае говорит, что отец Ростислава Юрий старше их всех, но что они, младшие, не могут признать этого старшинства, ибо Юрий не исполняет своих обязанностей в отношении к ним, и что он, Изяслав, принялв таком случае старшинство на себя и клянется выполнять свои отеческие обязанности: "Всих нас старей отец твой, но с нами не умеет жити, а мне дай Бог вас, братью свою, всю имети и весь род свой в правду, ако и душю свою"[24].
Наконец, младшие отказывали в повиновении старшему, если тот хотел обращаться с ними не по-родственному, не как с сыновьями, а как с подчиненными правителями, подручниками. Так, Мстислав Ростиславич говорит Андрею Боголюбскому: "Мы тя до сих мест акы отца имели по любви; аже еси с сякыми речьми прислал, не акы к князю, но акы к подручнику и просту человеку, а что умыслил еси, а тое дей, а Бог за всем"[25].
Обязанность старшего блюсти выгоды своего рода, иметь всех своих родичей "ако и душю" не позволяла ему считать себя полновластным владельцем родовой собственности, располагать ею по произволу, он был только совладельцем с младшими родичами и распоряжал волостями сообща с ними; этим объясняются множественные формы, встречаемые в летописи, — посадиша, выгнаша и проч., которыми означается распоряжение целого рода, хотя, по-видимому, действует один в. князь, напр., "преставись Вячеслав, сын Ярославль, в Смоленске, и посадиша Игоря в Смоленску"[26]. Вот почему старший в роде, бывший другим в отца место, по занятии старшего стола делал ряд с младшею братьею касательно распределения родовой собственности: "Вячеслав же посла по Святослава по Всеволодича, река ему: "Ты еси Ростиславу сын любимый, тако же и мне; а поеди семо ко мне, перебуди же, у мене Киев, доколе же придеть Ростислав, а тогда ряд вси учиним"[27]. Или: "Иде Святослав к Любчю и призва к собе братью свою, Ярослава, Игоря, Всеволода; ряды ему деющю, еде же удеяся велико зло в Киев и проч."[28]. При этих рядах определяли не только, какому князю владеть какою волостию, но также известные правила, с которыми должны были сообразоваться князья в своем поведении, напр.: "Молвяше же Романови Святослав: "Брате! Я не ищу под тобою ничего же, но ряд наш так есть: оже ся князь извинить, то в волость, а муж у голову"[29]. После, когда пра ва разных князей на старшинство запутались, то князья делали друг с другом ряды — если кто-нибудь из них получит старшинство, то чтобы отдал другому какую-нибудь область: "Святослав же нача слати к Ярославу с жалобою, река ему: "На чем еси целовал крест, а помяни первый ряд; рекли бо еси, оже я сяду в Киеве, то я тебе наделю, пакы ли ты сядеши в Киеве, то ты мене надели; ныне же ты сел еси, право ли, криво ли — надели же мене"[30]. Ясно, что если каждый в. князь должен был делать ряды с братиею, то завещания в Древней Руси существовать не могло, ибо завещание показывает, что завещатель имеет право располагать собственностию по произволу.
b) Как приобреталось великокняжеское достоинство, или старшинство, в роде?
Первым, главным правом на великокняжеское достоинство было старшинство физическое, след., дядя имел первенство над племянником, старший брат над младшим, муж старшей сестры над младшими шурьями, старший шурин над младшими зятьями: "Рюрик же... размыслив, с мужи своими угадав, бе бо Святослав старейлеты, и урядився с ним съступися ему старейшинства и Киева"[31]. Касательно старшинства дяди пред племянниками Изяслав Мстиславич говорит о Вячеславе Владимировиче: "Асе ми есть яко отец стрый свой"[32]. В другом месте: "Язь Киева не собе ищю, но он отец мой Вячеслав брат старей, а тому его ищю"[33]. Ростислав Мстиславич говорит Юрию Долгорукому: "Отче! Кланяютися, стрый ми еси яко отец"[34]. Касательно преимущества старшего брата над младшим св. Борис говорит про Святополка: "Тосьми буди в отца место"[35]. О праве старшего зятя над младшими шурьями Изяслав Мстиславич говорит: "Всеволода есмь имел в правду брата старишаго, занеже ми брат и зять старей меня яко отец"[36]. Король венгерский Гейза, женатый на младшей сестре Изяслава Мстиславича, не иначе зовет последнего, как отцом: "То же время король приела к Изяславу, река: "Отце! Кланяютися и проч."[37].
Итак, по первому, естественному представлению о старшинстве дядя постоянно имел право пред племянником. Но теперь обратим внимание на второе представление: по смерти отца старший брат заступал его место для младших, становился отцом в отношении к ним, след., его дети должны были стать братьями дядьям своим; и точно такое представление существовало при родовых княжеских отношениях, ибо мы видим, что сыновья старшего брата называются братьями дядьям своим. Так, Юрий Долгорукий говорит племяннику Изяславу Мстиславичу: "Се, брате, на мя еси приходил" и проч.[38] Тот же Юрий с братом своим Вячеславом говорят полякам и венграм: "А ве ся с своим братом и сыном Изяславом сами ведаимы"[39]. Наконец, Глеб, сын Юрия, ясно говорит Изяславу, что он для него имеет совершенно то же значение, какое и отец Юрий: "Ако мне Гюрги отец, тако мне и ты отец, а яз ти ся кланяю"[40].
Но при таком представлении необходимо рождался вопрос: старший сын старшего брата, который стал отцом для младших братьев, стал по этому самому братом дядьям своим, но каким братом — старшим или младшим? Здесь опять два представления: первое, основываясь на физическом старшинстве, отдавало всегда преимущество дядьям пред племянниками, сыновья старшего брата были братьями дядьям своим, но братьями младшими: "Изяслав еда биться с Игорем, тако молвить: яз Киева не собе ищю, но оно отец мой Вячеслав брат старей, а тому его ищю"[41]. Но в пользу племянников скоро явилось другое представление: старший брат стал отцом для младших, сыновья его из племянников стали для них братьями, старший между сыновьями отца есть необходимо старший между братьями, след., старший племянник старше дядей. Глеб Юрьевич называл своего двоюродного брата Изяслава таким же себе отцом, каким был для него сам Юрий, но на каком основании Мстислав Изяславич, старший сын этого отца, не будет для него старшим братом? Последнее представление о старшинстве старшего племянника над дядьями явилось при самых первых столкновениях между правами Ярославовых потомков на старшинство, но встретило сильное сопротивление в общем мнении, которое было за естественное представление, основанное на физическом старшинстве дядей над племянниками: отсюда произошли страшные войны между Мстиславичами и Юрием Долгоруким и потомством его, в продолжение которых и до самого разъединения Юго-Западной, старой Руси, от Северо-Восточной, новой, торжество оставалось за представлением о старшинстве дядей над племянниками. Так, летописец укоряет Ростиславичей северных, что они хотели занять Ростовскую область мимо дядей Михаила и Всеволода и не честили старшего брата: "Потом же Михалко и Всеволод поехаста в Володимирь с славою и честью великою, ведущю пред ним колодникы, Богу наказавшю князь креста не переступати и старейшаго брата честити"[42]. Так, сам Изяслав Мстиславич в борьбе с дядею не смел задевать господствующее понятие, основывал свои права не на старшинстве старшего племянника, а на дурном характере дяди, ясно говорил, как мы видели, что старшинство принадлежит дяде Юрию, и под конец принужден был раскаяться в своих притязаниях и признать старшинство дяди Вячеслава; вот слова его к последнему: "Отце! Кланяютися; аче ми Бог отца моего Мистислава отъял, а ты ми еси отец, ныне кланяютися, согрешил есмь и первое, а того ся каю; а изнова коли ми Бог дал победита Игоря у Кыева, а я есмь на тобе чести не положил, а потом коли у Тумаща; ныне же, отце, того всего каюсь пред Богом и пред тобою, оже ми отце того отдаси ты, то и Бог ми отдасть; ныне же, отце осе даю ти Киев, поеди, сяди же на столе деда своего и отца своего"[43]. Так Юрий, четвертый дядя, торжествует над сыновьями старшего из Мономаховичей и получает великокняжеское достоинство; сын его Андрей торжествует над Мстиславом Изяславичем, старшим сыном старшего из двоюродных братьев, и Ростиславичи признают его отцом. Мало того! Брат его Всеволод III, самый младший сын 4-го Мономаховича, признается старшим от Ростиславичей, внуков самого старшего из потомков Всеволода. Но в потомстве Всеволода III в Руси Северо-Восточной пересиливает представление о старшинстве сына от старшего брата уже не над одним младшим, но над всеми дядьями, причем, однако, до самого пресечения Рюрикова рода на престоле московском, дядья самые младшие не хотят уступить старшинства сыну от первого брата, так что оба представления остаются при своих крайностях, не уступают друг другу, не допускают ничего среднего. Так, когда Василий Дмитриевич требует от братьев, чтоб они признали старшинство его сына Василия, пятый и самый младший из братьев Константин вооружается против этого требования; Владимир Андреевич Старицкий, рожденный от четвертого удельного, домогается престола мимо племянника, царевича Димитрия Иоанновича. Но в других родах, кроме княжеского, мы видим, что оба представления мирятся, а именно: первый племянник уравнивается в старшинстве с дядьями, но только с младшими, начиная с четвертого: таково положение местничества[44]. Отчего же произошло это различие? Во-первых, оттого, что в борьбу различных представлений о старшинстве в роде княжеском скоро вмешалось понятие об отдельной собственности, явившееся на северо-востоке вследствие господства городов новых. Преобладание отдельной собственности, разрушив родовую связь, заставило старшего брата воспользоваться своим положением для усиления собственной семьи на счет младших братьев; это приобретенное могущество, силу материальную, он передает своему старшему сыну, который, в свою очередь, пользуется наследственным могуществом для того, чтоб стать выше дядей, подчинить их себе, и таким образом, естественно и незаметно, чрез посредство понятия об отдельной собственности родовые отношения переходили в государственные. Во-вторых, в роде княжеском подчинение младших братьев старшему гораздо сильнее, нежели в других родах, по той самой причине, что для князей нет более высшей власти в обществе, старший брат для них вместе отец и государь, значение старшего в роде княжеском, след., гораздо выше значения старшего в других родах и естественно, необходимо усиливает значение собственной семьи в. князя, особенно его старшего сына: младший брат, чтя в в. князе отца и государя, необходимо переносит это уважение и на сына его, своего племянника; тогда как в других родах значение старшего брата по смерти отца ограничивается, ослабляется присутствием высшей власти, правительства, государя, к которому и старшие и младшие находятся в одинаких подданнических отношениях; след., здесь разница между старшими и младшим братьями вовсе не значительна: они почти равны друг другу, а это равенство и помогло старшим дядьям выиграть в борьбе означенных представлений и остаться старше племянников от первого брата.
Теперь остается вопрос: какое же основание тому, что в местничестве именно четвертый дядя теряет старшинство пред племянником от первого брата? Мы думаем, что объяснение такому счету можно найти в самом физическом старшинстве между членами семьи, ибо почти всегда в многочисленной семье только три старшие брата сохраняют некоторое равенство между собою касательно возраста, разница же между первым и остальными младшими, начиная с четвертого, так обыкновенно велика, что последние находятся еще в детском возрасте, когда первый уже совершенно возмужал; притом обыкновенно случалось и случается, что при жизни отца только трое первых сыновей достигают зрелого возраста, тогда как другие остаются еще детьми и как несовершеннолетние вступают под надзор старшего брата, который на самом деле заступает для них место отца; мало того, в первоначальном обществе, когда браки заключались очень рано, обыкновенно случалось, что первый сын уже был женат, имел детей, тогда как младшие еще не родились или были в пеленках; след., старший сын от первого брата приходился физически старшим или, по крайней мере, равным младшим дядьям своим. Подкрепим сказанное примерами из истории. У в. князя Святополка Изяславича было 4 сыновей: Мстислав, Ярослав, Изяслав и Брячислав; последний, четвертый, остался после отца малолетним, именно 10-ти лет (Лавр., стр. 119), и должен был находиться на руках старшего брата (Ярослава, ибо Мстислав уже умер), который заступал для него место отца. У Мономаха было 8 сыновей: из них Вячеслав, третий, если не считать умерших Изяслава и Святослава, и пятый, если считать их, говорит Юрию (4-му или 6-му): "Я был уже бородат, когда ты родился" (Ипатьев., 60); но если он был бородат, то мог быть и женат, след., его дети могли быть ровесниками Юрию; но сам Вячеслав был пятый брат, след., какова же разница между Юрием и самым старшим братом, Мстиславом? Но у Мономаха был младший сын Андрей, родившийся в 1102 году (Лавр., 118), а через 5 лет, в 1107 году, уже Юрий был женат (Лавр., 120); теперь, какова должна быть разница между самым младшим Мономаховичем, Андреем, и самым старшим, Мстиславом? Ясно, что старшие сыновья последнего должны быть старше дяди своего Андрея. У Мстислава В. было 4 сына: 4-й, Владимир, родился за год до отцовской смерти и должен был остаться младенцем на руках старшего брата — отца. У Димитрия Донского было 6 сыновей: младший, Константин, родился за несколько дней до отцовой кончины и остался на руках старшего брата, Василия. Итак, равенство 4-го брата с первым племянником основывается на старшинстве физическом, потому что обыкновенно 4-й брат уже слишком разнится возрастом от старшего брата, подходит к нему в сыновние отношения и, след., становится братом своему племяннику.
с) Случаи, исключавшие князей из старшинства и даже из владения родовою собственностию
Род состоял из старших и младших членов; каждый младший мог, в свою очередь, сделаться старшим. Так, напр., у Ярослава I было 5 сыновей: Изяслав, Святослав, Всеволод, Вячеслав, Игорь, которые по смерти отца были старшими членами рода, их дети и внуки — младшими, но не все, а именно: Изяслав Ярославич как старший заступилместо отца для братьев, след., его сыновья стали также братьями дядьям своим и потому также старшими членами рода. Итак, старшими членами рода были 5 сыновей Ярослава + сыновья Изяслава: эти старшие родичи назывались между собою братьями и только одни участвовали во владении родовою собственностию; все остальные, т.е. их дети и внуки, были младшими членами рода, сыновьями в отношении к старшим, считались малолетними, не способными владеть родовою собственностию, быть совладельцами с своими старшими. Ясно, что каждый из младших членов мог в свою очередь сделаться старшим, т.е. когда по смерти Изяслава вступил бы в старшинство Святослав и, след., стал бы к остальным братьям в отношение отца, то сыновья его стали б из племянников братьями дядьям своим, т.е. из младших членов рода старшими, и т.д. переходили бы в старшие сыновья Всеволода, Вячеслава, Игоря. Но могло случиться, что князь оставался навсегда младшим членом рода, навсегда малолетним, след., навсегда неспособным не только получить великокняжеское достоинство, но даже участок во владении, быть совладельцем с своими старшими. Это могло произойти, когда какой-нибудь князь умирал, не будучи старшим в роде, или в. князем: в таком случае дети его оставались навсегда младшими. Напр., у Ярослава I было сначала 6 сыновей: Владимир, Изяслав, Святослав, Всеволод, Вячеслав, Игорь. Если бы Владимир остался жив, то по смерти отца стал бы в. князем и отцом для младших братьев, тогда бы сын его Ростислав стал братом дядьям своим, след., получил бы место старшего члена рода. Но Владимир умер при жизни отца, след., не был отцом для братьев своих, и потому сын его Ростислав не имел уже возможности быть братом дядьям своим, остался навсегда племянником, младшим, неспособным ни к великокняжескому достоинству, ни ко владению родовою собственностию. Одним словом, можно выразиться так: племянники не могли быть совладельцами с своими дядьми. Если я говорю здесь: племянники, то исключаю сыновей старшего брата, которые были уже не племянниками, но братьями дядьям своим, причем разумеются сыновья такого старшего брата, который точно по смерти отца заступал его место для младших братьев; но если старший брат умирал при жизни отца и, след., не заступал отцовского места для младших, то сыновья его были для последних только племянниками и потому исключались из великокняжеского достоинства, равно как из владения родовою собственностию, и если получали волости, то этим обязаны были или милости дядей, или какому-нибудь другому обстоятельству. Такой участи подверглось потомство Изяслава, старшего сына св. Владимира, умершего при жизни отца; потомство Владимира, старшего сына Ярослава I, равно как потомство Вячеслава и Игоря Ярославичей. Для предохранения сыновей своих от такой участи князья давали друг другу клятву, что в случае преждевременной смерти одного из них оставшийся в живых должен заботиться, чтоб дети покойного не были исключены из владения родовою собственностию. Такую клятву дали друг другу Юрий и Андрей Владимировичи. "Сыну! — говорит Юрий племяннику Владимиру Андреевичу. — Яз есмь с твоим отцем, а с своим братом Андреем, хрест целовал на том яко кто ся наю останеть, то тый будеть обоим детем отец и волости удержати, а потом к тобе хрест целовал есмь имети тя сыном собе и Володимиря ти искати"[45].
Примеч. Подобный обычай исключения встречаем и на Западе у народов германского племени; так, читаем у Витикинда в Annal. Sax. II: "Произошел спор о законах; гово рили, что внуки не должны считаться наряду с сыновьями и делить с последними наследство, если отцы их умерли при жизни деда; вследствие чего король назначил всенародное собрание у города Стелы, где было положено рассмотреть дело чрез посредников. Но король не захотел, чтоб благородные мужи и старшины народа потерпели от того какое-нибудь оскорбление, и приказал решить дело поединком. Победила та сторона, которая внуков от умерших сыновей считала наряду с сыновьями, и подтверждено было, чтоб они делили наследство поровну с дядьми"[46].
Примеч. 2. Несколько ранняя смерть отца лишала сына права на дедовское наследство, но даже и смерть матери если не лишала совершенно, то по крайней мере уменьшала право. Указание на последний случай мы не встречаем ни в XI, ни в XII, ни в XIII веке, но в конце XVII, а именно: царевич Иоанн Алексеевич говорит, что брат его Петр Алексеевич имеет более права на престол, ибо у него жива мать Наталья Кириловна: "И государь царевич и великий князь Иоанн Алексеевич всея Великия и Малыя и Белыя России изволил говорить: "Что пристойно были на Российском царствии и иных к Российскому царствию принадлежащих царствах и государствах великим государем царем и великим князем, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцем, брату его благоверному государю царевичу и великому князю Петру Алексеевичу, потому что у него, государя, здравствует мать его благоверная государыня царица и великия княгиня Наталия Кириловна"[47].
Примеч. 3. Князья, которых отцы умерли при жизни дедов, назывались изгоями: "Изгои трои: попов сын грамоты не умеет; холоп — из холопьства выкупится, купец одолжает, а се четвертое изгойство, и себе приложим, аще князь осиротеет"[48].
Второе обстоятельство, исключавшее князя из права старшинства или из пользования какою-нибудь волостию, было насильственное лишение права или владения, изгнание из волости, ибо по тогдашним понятиям битва была судом Божиим, где побежденный, след., являлся виновным в глазах всех, его поражение и изгнание считали праведным наказанием за грехи, причем победитель был только исполнителем воли Божией. Если побежденный, изгнанный князь силою оружия возвращал свое право, свою волость, то в этом видели возвращение к нему благосклонности Божией, прощение греха; если же не успевал возвратить потерянное, то он и потомство его навсегда исключались из права на владение. Это понятие, что побежденный есть грешник, раздражавший божество, всего яснее выражено у Прокопия в рассказе его о вандале Гензерихе, который, входя на корабль, предается на волю ветрам, долженствующим примчать его к народу, раздражившему божество: εφ ουζ ο ϑεος ω ργισται [49]. В наших летописях князья постоянно именуют битву судом Божиим; Изяслав Мстиславич говорит: "Даже мя постигнеть Володимер с семи, а с тем суд Божий вижю, а како Бог рассудит с ним; паки ли мя усрящеть Гюгри, а с тем суд Божий вижю, како мя с ним Бог рассудит"[50]. Тот же Изяслав велел сказать сыну своему Мстиславу: "Се уже мы идем на суд Божий, а вы нам, сыну, всегда надоби"[51]. Вот почему Василий Шуйский, желая доказать права свои на престол, говорит в окружной грамоте о своем воцарении: "Учинилися есмя на отчине прародителей наших, на Российском государстве царем и в. князем, его же дарова Бог прародителю нашему Рюрику, иже бе от римского кесаря, и потом многими леты и до прародителя нашего в. князя Александра Ярославича Невскаго на сем Российском государстве быша прародители мои, и посем на Суздальской удел разделишась, не отнятием и не от неволи, но по родству"[52]. Здесь ясно видно, что отнятие и неволя лишали всякого права.
В заключение должно упомянуть, что после, когда линии разошлись, младшие линии выбирали себе по произволу одного из старших князей в отца место, иногда совершенно из другого рода. Это именно принуждены были сделать князья рязанские рода Святославова: отделившись от своего рода вследствие изгнания от Ольговичей и не могши, однако, существовать отдельно и независимо, рязанские князья выбрали себе в старшие Ростислава Мстиславича Смоленского из рода Мономахова[53]. Такие князья в отношении к старшему, на которого он смотрел, наз. ротниками[54]. Иногда даже младшие князья, обиженные старшими, отступали от них и примыкали к чуждому роду, прибегая в покровительство его старшего[55].
Примечание. Мы видели, что в. князь не имел неограниченной власти под родовою собственностию, но владел ею сообща с целым родом: вот почему когда Андрей Боголюбский выгнал братьев и племянников из Ростовской области, то летописец говорит, что он захотел быть самовластцем в Суздальской земле, т.е. таким властителем, который распоряжает всем самовластно, не стеснен родовыми отношениями, не ограничен правами родичей. Для означения верховной власти, не стесненной родовыми отношениями, власти крепкой, постоянной, не зависящей ни от каких перемен, употреблялось название царь, царский. Так, Юрий Долгорукий говорит племяннику Изяславу: "Дай ми Переяславль, ать посажю сына своего у Переяславля, а ты сели царствуя в Киеве"[56], т.е. а ты владей Киевом спокойно, независимо и безопасно, не боясь никого и не подчиняясь никому. В другом месте летописец, говоря о злодействах и гибели епископа Феодора, прибавляет: "Видя бо виде озлобление людей своих сих кроткых Ростовьскыя земли, от звероядиваго Федорьца погибающих от него, посетив (Бог) спасе люди своя, рукою крепкою, мышцею высокою, рукой благочестивою, царскою правдиваго, благовернаго князя Андрея"[57]. Когда после Рутского сражения воины Изяславовы, нашедши своего князя в живых, изъявили необыкновенную радость, то летописец говорит, что они величали Изяслава, как царя[58]. Под именем великого князя разумелся только старший в роде княжеском; вот почему когда род Ярослава I разделился на многие независимые роды, то старший в каждом из них стал называться великим князем, хотя был владельцем самой ничтожной области и признавал над собою власть другого великого князя, литовского или московского. Так, напр., князь пронский назывался также великим князем, подобно московскому, тверскому и рязанскому, потому что был старшим в своем роде. Великий было синонимом: старший, и потому к именам некоторых князей прибавляется даже после существительного, напр., Владимир Великий, Мстислав Великий, Всеволод Великий, для отличия их от множества других младших Владимиров, Мстиславов и Всеволодов, а вовсе не в том смысле, в котором мы теперь придаем слово великий к именам исторических лиц, напр., Петр Великий, Карл Великий[59].