Глава II.
История княжеских отношений при Иоанне Калите
Иван Калита Московский продолжает поведение брата своего Юрия, т.е. будучи проникнут господствовавшею в то время мыслию — усилить во что бы то ни стало свое княжество на счет других, он примышляет к своему владению земли, делает это с меньшим насилием, но не с меньшею пользою и прочностию. Кто приобретает, тот дорожит своим приобретением и не рискует им; такой характер бережливого хозяина, который трепещет за свою собственность, за свои приобретения и потому избегает мер решительных, был необходим в наших князьях вследствие нового порядка вещей, именно вследствие понятия о собственности, вследствие того, что все северные князья были собственниками: отсюда этот хозяйственный характер, господствующая мысль о приобретении и сбережении, избежание решительных мер, которые отличают большинство северных князей, и преимущественно князей московских, от Даниила до Иоанна III, последнего князя-хозяина и первого государя. Разумеется, что такой хозяйственный характер северных князей лишен той прелести, того блеска и благородства, которыми отличался характер князей южных, героев, предводителей дружин, которые не сбирали себе ни золота, ни серебра, но все раздавали дружине — и расплодили Русскую землю. Точно, наши древние князья своею отвагою, своею беспокойною деятельностию расплодили Русскую землю, наметили границы ее европейской государственной области, неутомимо пробегая ее пустынные пространства, строя города, прокладывая пути чрез леса и болота, населяя степи, соединяя расточенное народонаселение: но здесь и оканчивается их благодетельная деятельность, ибо прочности, крепости всему этому они дать не могли по своему характеру; для этого необходим был хозяйственный характер северных князей — собственников. Южные князья до конца удержали прежний характер, и Южная Русь веками бедствий должна была поплатиться за это и спаслась единственно с помощию Северной Руси, собранной и сплоченной умным хозяйством князей своих.
Я сказал, что большинство северных князей отличалось этим хозяйственным характером; были исключения: к ним принадлежал Александр Михайлович Тверской, князь храбрый и благородный, но далеко не предусмотрительный и покорный первому внушению. Такой соперник не мог быть опасен Калите, и торжество Москвы было бесспорно; но еще прежде Иван постарался упрочить это торжество. В 1299 году митрополит Максим оставил опустошенный Киев, где не мог найти безопасности, и перешел на жительство во Владимир. Последний город был столицею великих, или сильнейших, князей только по имени, каждый из них жил в своем наследственном городе: однако пребывание митрополита во Владимире при тогдашнем значении и деятельности духовенства сообщало этому городу вид столицы более, чем предание и обычай. После этого ясно, как важно было для какого-нибудь города, стремившегося к первенству, чтоб митрополит утвердил в нем свое пребывание: это необходимо давало ему вид столицы всея Руси, ибо единство последней поддерживалось в это время единым митрополитом: мало того, способствовало его возрастанию и обогащению, ибо туда со всех сторон стекались лица, имевшие нужду до митрополита, как в средоточие церковного управления; наконец, митрополит необходимо должен был действовать постоянно в пользу того князя, в городе которого имел пребывание. Калита умел[1] приобресть расположение св. митрополита Петра, так что этот святитель живал в Москве больше, чем в других местах[2], умер и погребен в ней. Гроб св. мужа был для Москвы столь же драгоценен, как и пребывание живого святителя; выбор Петра казался внушением Божиим; разнеслось пророчество его о будущем величии Москвы, и новый митрополит Феогност уже не хотел оставить гроба и дома чудотворцева; другие князья хорошо видели важные последствия этого явления и негодовали[3], но помочь было уже нельзя.
В то время как московский князь сделал в престоле митрополичьем такое приобретение для своего княжества, которое было важнее многих областей, Александр Тверской легковерием своим погубил себя и все княжество. В 1327 году явился в Тверь посол ханский именем Шевкал, или Щелкан (как называют его наши летописцы), племянник Узбека, и по обыкновению всех послов татарских позволял себе и людям своим всякого рода насилия. Вдруг в народе разнесся нелепый слух, что Шевкал хочет погубить в. князя со всем семейством, а жителей обратить в магометанство. Я назвал этот слух нелепым, ибо татары отличались веротерпимостию, необыкновенным уважением ко всякой чужой религии и никогда не были ревнителями магометанства. Известно, что они получили от Чингисхана предписания, носящие имя Тунджин, или Яса-Намэ, т.е. Книги Запретов, где Темучин предписывал терпимость и уважение ко всем религиям вообще. Вследствие этого монгольские ханы были всегда окружены людьми всех вер, которые свободно отправляли свое богослужение; в Сарае Русская церковь имела свое епископство; русское духовенство пользовалось большими правами, данными ему от ханов. Узбек, по приказу которого должен был действовать Шевкал, покровительствовал христианам в Кафе, позволил католическому монаху Ионе Валенсу обращать в христианство ясов и другие народы по берегу Черного моря; он же, как видели, выдал сестру свою за Юрия Московского и позволил ей креститься[4]. Из всего приведенного легко усмотреть, как неоснователен был слух, разнесшийся в Твери о намерениях Шевкала; но Александр вполне ему поверил; он созвал граждан, вооружился и пошел на Шевкала, целый день бились с остервенением, к вечеру тверичи одолели, Шевкал бросился в дом князя Михаила, где был сожжен вместе с остальными татарами, даже купцы восточные, пришедшие с ними, были истреблены[5]. Можно было предвидеть, что Узбек не оставит этого дела без мести. Зная соперничество между князьями тверскими и московскими, зная также лично Ивана, который уже бывал в Орде, хан послал за ним[6]. Калита понял, об чем идет дело, и отправился немедленно; понял свое положение и несчастный Александр и послал в Новгород просить убежища; новгородцы отказали сыну злейшего врага своего и приняли наместников Калиты, которого братья так ревностно бились за их выгоды[7]. Иван возвратился из Орды с 5 темниками (50 000 войска), присоединил к себе князя суздальского и пошел на Тверь. Вся область была страшно опустошена, и это опустошение было одною из причин, почему Тверь после не могла успешно бороться с Москвою[8]. Александр убежал во Псков, братья его — в Ладогу. Опустошив Тверское княжество, Иван отправился в Орду. Однако хан не былдоволен одним опустошением Александровых областей: он отдал их брату его Константину (доказательство, что татары ничего не переменяли из старого), а Калите велел отыскать Александра и прислать в Орду. Вследствие этого приказа Калита вместе с другими князьями — тверским и суздальским и с новгородцами двинулся ко Пскову; послы в. князя и В. Новгорода явились к Александру с убеждениями идти в Орду; "лучше тебе одному пострадать, чем губить всю Русскую землю", — говорили они. Александр отвечал горькими словами: "Правда, я должен пострадать за всех; но и всем вам надобно бы было единодушно стоять друг за друга, за Русскую землю и за православие, а вы вместо того наводите татар и братию свою предаете им"[9]. Благородные псковитяне не могли стерпеть, чтоб Александр пошел от них на явную смерть; сдружившись с опасностью в беспрестанных битвах с немцами и литвою, псковитяне приобрели это благородство, это высокое уменье жертвовать благому делу собственною корыстью и спокойствием; они сказали Александру: "Не ходи в Орду за напрасною смертью, но сиди во Пскове, а мы все за тебя головы свои сложим". Тогда союзные князья начали советоваться, как помочь делу: им страшна была решительность псковитян, им страшны были соседние немцы, с которыми в крайности псковитяне могли соединиться[10]; наконец придумано было средство: князья уговорили митрополита Феогноста наложить церковное запрещение на псковитян. Тогда Александр объявил на вече, что не хочет подвергать граждан святительскому проклятию, и удалился в Литву. Союзные князья были довольны таким окончанием дела и оставили псковитян в покое.
Пробыв полтора года в Литве, Александр снова явился во Пскове, и граждане объявили его князем своим[11]. Но Александр не мог обещать себе безопасности во Пскове, ни псковичи иметь самостоятельного князя с одними своими силами, и потому решились признать зависимость от могущественного уже тогда Гедимина, князя литовского. Чтоб разорвать совершенно связь с Новгородом, псковитяне с Александром и Гедимином хотели иметь особого епископа, на что, однако, митрополит Феогност никак не хотел согласиться[12]. 10 лет княжил Александр во Пскове, но тосковал по своей родной Твери, особенно видя, что Псков по формам своего быта не мог быть наследственным княжеством для сыновей его; касательно же родной области он знал старый обычай, что дети изгнанного князя лишаются наследства[13]. В 1337 году Александр явился в Орде, удостоверившись прежде чрез сына Феодора, что есть надежда на прощение. Ханы любили тщеславиться великодушием, благосклонно принимали и отпускали славных князей русских, Даниила Галицкого, Александра Невского, тогда как гибелью их могли более укрепить свое господство в Руси; Узбеку приятно было видеть русского князя, смелого истребителя татар, теперь покорно молящего о милости. Слова Александра, отзывавшиеся восточными понятиями, были способны тронуть варвара. "Я сделал много зла тебе, — сказал ему тверской князь, — но теперь пришел принять от тебя смерть или жизнь, будучи готов на все, что Бог возвестит тебе"[14]. Узбек сказал окружавшим: "Князь Александр смиренною мудростию избавил себя от смерти" и позволил ему возвратиться в Тверь снова на великокняжеский (т.е. тверской) стол; брат его Константин не смел ослушаться хана и уступил княжество.
Возвращение Александра служило знаком к возобновлению борьбы между Москвою и Тверью; непримиримая родовая вражда не могла уснуть в Александре. Скоро встречаем в летописи известие, что тверской князь не мог поладить с московским и не заключили они между собою мира[15]. Еще прежде видим, что бояре тверские отъезжают от Александра к Ивану[16]. Последний видел, что спор мог кончиться только гибелью одного из них, и решился предупредить противника. В 1339 году Калита отправился с 2 сыновьями в Орду, и тотчас Александр получил приказ явиться туда же; этот зов последовал думою Калиты, говорит летопись[17]. Александр предпочел смерть вторичному изгнанию, отправился в Орду и был там убит вместе с сыном[18]. Иван остался без соперника.
Мы видели, что князья хорошо понимали, к чему поведет усиление одного княжества на счет других при исчезновении родовых отношений, и потому старались препятствовать этому усилению, составляя союзы против сильнейшего. Что предугадывали они, то и случилось. Московский князь, ставши силен без соперника, спешил воспользоваться этою силою, чтоб примыслить сколько можно более к своей собственности. Начало княжения Калиты было, по выражению летописца, началом насилия для других княжеств, где московский собственник распоряжался своевольно. Горькая участь постигла знаменитый Ростов Великий; три раза проиграл он свое дело в борьбе с презренными пригородами, и хотя после перешел как собственность, как опричнина в род старшего из сыновей Всеволодовых, однако не помогло ему это старшинство без силы: ни один из Константиновичей Ростовских не держал стола великокняжеского, ни один, след., не мог усилить свой наследственный Ростов богатыми примыслами, и скоро старейший из городов северо-восточных должен был испытать насилия от младшего из пригородов. "Отъялась от князей ростовских власть и княжение, имущество, честь и слава!"[19] — говорит летописец. Приехал с Москвы боярин именем Василий, прозвищем Качева, да с ним еще другой — Миняй, и не было конца гонениям, которые должны были претерпеть от них граждане: самые первые бояре не были пощажены, и многие из них должны были выселиться из родного города[20]. Историк не может принять вполне этого известия: он слышит здесь только один голос обвиняющий и, не имея оправданий со стороны обвиненного, не может приступить к суду беспристрастному. Впрочем, насилий со стороны Москвы не могло не быть, ибо не могло быть добровольного, тихого подчинения старых, независимых княжеств одному из самых младших городов. Со стороны утесненных князей также не обошлось без сопротивления. Так, в. к. встретилврага в зяте своем Василии Давидовиче Ярославском, который, видя, какою гибелью грозит усиление Москвыдругим княжествам, взял сторону Александра Тверского и помогал ему в Орде[21]. Чем кончилась эта вражда, неизвестно; знаем только, что Василий был вызван ханом вместе с Александром, но что возвратился благополучно из Орды и пережил Калиту. По смерти Александра и Тверь не избежала насилий Москвы: так, в 1338 году Калита велел снять от св. Спаса колокол и привезти в Москву[22].
В 1340 году умер Калита[23]. Знаменитый хозяин, богатый собственник, он должен был распорядиться своею собственностию, своими примыслами, оставить завещание. И точно, до нас дошли две духовные грамоты Ивана Даниловича, обе писаны в 1328 году[24]. Все братья Калиты, которых было четверо[25], умерли прежде него и без потомства; след., он мог приказать сыновьям своим все Московское княжество со всеми старыми примыслами. Между 3 сыновьями и женою поделил Калита свое движимое и недвижимое имение: старшему Семену отдано 26 городов и селений, в числе которых примыслы Юрия Даниловича — Можайск и Коломна; второму сыну, Ивану, — 23 города и селения, из них главные Звенигород и Руза; третьему, Андрею, — 21 город и селение, из них известнее Серпухов; княгине с меньшими детьми — опять 26. Здесь замечательно, что величина уделов следует старшинству; след., самый старший и материально сильнее, притом города его значительнее, напр., Можайск был прежде особым княжеством; притом княгиня вдова, как увидим из последующих завещаний, пользовалась уделом своим по жизнь, а по смерти ее он переходил к старшему же сыну[26].