Настоящие солдаты удачи (Дэвис; Juggler2005)/II

Настоящие солдаты удачи — II. Барон Джеймс Харден-Хикки
автор Ричард Хардинг Дэвис, пер. Juggler2005

Оригинал: англ. Real Soldiers of Fortune. — Перевод опубл.: 1906. Источник: мой перевод, 2011

II. Барон Джеймс Харден-Хикки

Барон Харден-Хикки, король Тринидада Джеймс I

Это попытка рассказать историю барона Хардена-Хикки^[1], человека, который сделал себя королём, человека, который родился не в своё время.

Читателя, что-то знающего о странной карьере Хардена-Хикки и удивляющегося, почему кто-то пишет о нём не с усмешкой, а с одобрением, просим не судить Хардена-Хикки по законам современности.

Харден-Хикки был такой же нелепой для нашей эпохи фигурой, как американец при дворе короля Артура. Он к ней не подходил так же, как Сирано де Бержерак к Торговой палате. По мнению авторов насмешливых статей, президентов железнодорожных компаний, дилетантских «государственных деятелей» из Вашингтона, он был анекдотом. Для досужих умов из деревни вернувшийся Рип Ван Винкль тоже был анекдотом. Люди нашего времени не поняли Хардена-Хикки, они считали его самозванцем, наполовину авантюристом, наполовину дураком. Но и Харден-Хикки не понимал их. Это доказывают его последние слова, обращённые к жене. Они таковы: «Я лучше умру джентльменом, чем буду жить мерзавцем, как твой отец».

На самом деле, его тесть, хотя и занимал высокий пост в компании «Стандарт Ойл», не был и не является мерзавцем, а к своему зятю относился с добродушием и терпением. Но дуэлянт и солдат удачи не мог симпатизировать человеку, самым большим риском для которого было прокатиться по собственной железной дороге. Тем не менее, из мнений двух мужчин мнение Джона Х. Флаглера^[2] было, вероятно, более справедливым и благожелательным.

Харден-Хикки был одним из самых колоритных, доблестных и трогательных авантюристов нашей эпохи. Но Флаглер тоже заслуживает нашей симпатии.

Для лишённого воображения, погружённого в работу короля «Стандарт Ойл» было, конечно, трудно иметь Д’Артаньяна в качестве зятя.

Джеймс А. Харден-Хикки, Джеймс Первый Тринидадский, барон Священной Римской империи родился 8 декабря 1854 года. Насчёт даты все историки согласны, но в том, где произошло это важное событие, они расходятся. Его друзья считают, что он родился во Франции, но когда он умер в Эль-Пасо, сан-францисские газеты заявляли, что он уроженец Калифорнии. Все согласны, что его предки были католиками и роялистами, которые во времена Стюартов оставили Ирландию и нашли прибежище во Франции. По наиболее вероятной версии, он родился в Сан-Франциско, где его отец, Э. С. Хикки, был хорошо известен как один из первых поселенцев, а в детстве мать отправила его в Европу для получения образования.

Там он учился в колледже иезуитов в Намюре, затем в Лейпциге, а потом окончил военную академию Сен-Сир.

Джеймс Первый относился к тем счастливым мальчикам, которые так и не повзрослели. Во всём, что он планировал, до самой смерти, вы найдёте следы ранних лет учёбы и раннего окружения: влияние великой Церкви, которая вскормила его, и города Парижа, где он жил. В эпоху Второй империи Париж был самым безумным, самым порочным и самым лучшим городом. Сегодня, при республике, без двора, с обществом, которое держится на капитале жён и дочерей наших бизнесменов, у него не осталось причин, по которым барон Осман^[3] украсил его. Хороший Лубе^[4], достойный Фальер^[5], не делают Париж более весёлым, не считая того, что они становятся объектами насмешек карикатуристов. Но когда Харден-Хикки был мальчиком, Париж был беспечным и блестящим, он был переполнен жизнью, цветом, приключениями.

В ту эпоху «император сидел в ящике ночью»^[6], а напротив сидела Кора Перл^[7]. Ветераны кампаний в Италии, Мексике, пустынных боёв в Алжире хлебали сахарную воду в кафе «Тортони», «Дюран», «Рише», их сабли звенели о тротуары, на бульварах пестрели их разноцветные мундиры. Каждую ночь Вандомская площадь сияла от освещённых экипажей, перевозивших пашей из Египта, набобов из Индии, тёмных личностей из родственной Бразильский империи. Государственные экипажи с почётным караулом и форейторами в зелёных и золотых цветах императрицы мчались по Елисейским Полям, а в Бал-Бюлье и в Мабиль студенты и гризетки танцевали канкан. Людьми этой эпохи были Гюго, Тьер^[8], Дюма, Доде, Альфред де Мюссе, блистательный мерзавец герцог де Морни^[9] и великий, скромный Канробер^[10], который стал маршалом Франции.

Над всем этим возвышался выскочка-император, в его приёмной толпились титулованные самозванцы со всей Европы, его двор сиял от графинь, получивших титул накануне. Но он был императором, со своей любовью к театральным жестам, к великолепным церемониям, с бесконечными поисками военной славы. Усталый, циничный авантюрист, которого мальчик из Сен-Сира взял себе за образец.

Харден-Хикки был роялистом по рождению и традиции. Он всегда таковым оставался, и двор в Тюильри захватил его воображение. Бурбоны, которым он служил, надеялись когда-нибудь занять двор, а в Тюильри был двор прямо перед глазами. Бурбоны были приятными старыми благородными людьми, которые позднее охотно ему помогали и за которых он всегда так же охотно сражался, как мечом, так и пером. Но до самого конца он хранил при себе портрет второго императора, какого он знал мальчиком.

Можете ли вы представить себе будущего Джеймса Первого в детском комбинезончике, который с няней или священником останавливается и с благоговейным восторгом взирает на зуавов в красных шароварах, стоящих на страже в Тюильри?

«Когда я вырасту, — говорил маленький Джеймс самому себе, не зная, что он никогда не вырастет, — у меня будут зуавы для охраны моего дворца».

И двадцать лет спустя он установил законы своего маленького королевства, по которым офицеры в его дворце должны носить усы а-ля Луи Наполеон, а дворцовая стража должна быть одета в форму зуавов.

В 1883 году, когда Харден-Хикки учился в военной академии, его отец умер, и когда он с отличием окончил академию, он оказался сам себе хозяин. У него был небольшой доход, совершенное знание французского языка и репутация одного из лучших фехтовальщиков Парижа. Он не пошёл в армию, а вместо этого стал журналистом, романистом, дуэлянтом и частым гостем в Латинском квартале и на бульварах.

Что касается романов, то названия его книг сами говорят об их качестве. Вот некоторые из них: «Un Amour Vendeen», «Lettres d’un Yankee», «Un Amour dans le Monde», «Memoires d’un Gommeux», «Merveilleuses Aventures de Nabuchodonosor, Nosebreaker».

О Католической Церкви он писал всерьёз, очевидно охваченный глубокой убеждённостью и высоким восторгом. Защищая веру, он писал эссе, памфлеты, листовки. Он безжалостно атаковал парижских противников Церкви.

В награду за свою борьбу он получил титул барона.

В 1878 году, когда ему было всего двадцать четыре, он женился на графине Сен-Пери, у них было двое детей, мальчик и девочка. А три года спустя он начал выпускать «Трибуле». Эта газета сделала его известным на весь Париж.

Это был роялистский листок, финансируемый графом де Шамбором^[11] и выражавший интересы Бурбонов. Харден-Хикки был его редактором до 1888 года, и даже его враги говорили, что он служил своим нанимателям весьма усердно. За семь лет, которые газеты развлекала Париж и раздражала республиканское правительство, Харден-Хикки как её редактор был вовлечён в сорок два иска за оскорбления, потратил на штрафы триста тысяч франков и поучаствовал в несчётном числе дуэлей.

Своим собратьям-редакторам он задавал вопрос: «Вы предпочитаете встретиться на редакционной полосе или в Булонском лесу?» Среди тех, кто встречался с ним в Булонском лесу, были Орельен Шолл^[12], Х. Левенбрион, М. Тэн, М. де Сион, Филипп де Буа, Жан Мореас^[13].

В 1888 году из-за того, что умер покровитель Хардена-Хикки граф де Шамбор, и нечем было платить штрафы, и из-за того, что терпение правительства истощилось, «Трибуле» перестал существовать. Заявив, что газету запретили, а его изгнали, Харден-Хикки переехал в Лондон,

Отсюда он отправился в кругосветное путешествие, длившееся два года, а по пути открыл для себя островное королевство, первым и последним королём которого ему суждено было стать. Перед отъездом он развёлся с графиней де Сен-Пери, а сына и дочь отдал на попечение коллеге-журналисту, своему лучшему другу графу де ла Буасье, о котором мы ещё услышим.

Харден-Хикки начал путешествие на британском коммерческом судне «Астория», шедшем в Индию через мыс Горн под командованием капитана Джексона.

Именно тогда корабль остановился у необитаемого острова Тринидад^[14]. Биографы Джеймса Первого говорят, что «Астория» искала там убежища от непогоды, но поскольку шесть месяцев в году на Тринидаде невозможно высадиться и вообще его следует избегать, более вероятно, что Джексон решил пополнить там запаса воды или добыть черепашьего мяса.

Или, может быть, капитан рассказал Хардену-Хикки о заброшенном острове, и Харден-Хикки уговорил капитана позволить ему высадиться на острове и исследовать его. По крайней мере, мы знаем, что на берег была отправлена лодка, Харден-Хикки сошёл на берег и до отплытия с острова, который не принадлежал никакой стране, на котором не было ни одного человека, Харден-Хикки объявил его своим и поднял на берегу флаг собственного изготовления.

Не следует путать остров Тринидад, на который притязал Харден-Хикки, с более крупным Тринидадом, который располагается у Венесуэлы и принадлежит Великобритании.

Английский Тринидад — приветливый, мирный уголок в тропическом раю, это одно из самых прекрасных мест Вест-Индии. В любое время года гавань Порт-оф-Спейна открыта для кораблей любого водоизмещения. Губернатор в пробковом шлеме, крикет-клуб, епископ в гетрах и ботанический сад делают его процветающей и успешной колонией. Но маленький заброшенный Тринидад, расположенный на 20°30′ ю. ш. и 29°22′ з. д. в семистах милях от берега Бразилии, всего лишь точка на карте. На многих картах его нет даже в виде точки. Там никто не живёт, кроме птиц, черепах и отвратительных сухопутных крабов. Против человека его берега укреплены ужасными грядами кораллов, зубчатыми известняковыми скалами и огромными прибойными волнами, которые даже в полный штиль возвышаются над берегом на много футов.

В 1698 году на острове побывал доктор Галлей^[15] и сказал, что не обнаружил на нём никакой жизни, кроме голубей и сухопутных крабов: «Я видел в море много зелёных черепах, но из-за прибоя не смог поймать ни одной».

После Галлея, в 1700 году на острове поселились несколько португальцев из Бразилии. Руины их каменных домов всё ещё можно увидеть. Но Амаро Делано, который зашёл сюда в 1803 году, не упоминает португальцев. А когда в 1822 году на Тринидаде побывал коммодор Оуэн^[16], он не нашёл ничего живого, кроме бакланов, буревестников, олуш, фрегатов и «черепах, весящих от пятисот до семисот фунтов».

В 1889 году Э. Ф. Найт, который потом представлял лондонскую «Морнинг Стар» во время Русско-японской войны, прибыл на Тринидад на своей яхте, чтобы искать здесь сокровища.

Александр Далримпл^[17] в своей книге «Собрание путешествий, главным образом в южной части Атлантического океана» (1775) рассказывает, что в 1700 году^[18] он «именем Его Величества, согласно жалованной грамоте короля, принял во владение остров, водрузив на нём Юнион Джек».

Получается, что до того, как Харден-Хикки захватил остров, он уже принадлежал Великобритании, а потом, благодаря португальским поселенцам, Бразилии. На эти притязания Харден-Хикки отвечал, что Англия никогда не создавала поселений на Тринидаде, а португальцы бросили его, следовательно, их право владения потеряло силу. В своём проспекте Харден-Хикки описывает его так:

«Тринидад примерно пять миль в длину и три мили в ширину. Несмотря на свой суровый и неприветливый вид, остров богат пышной растительностью.

Можно выделить особый вид фасоли, которая не только съедобна, но и очень вкусна. Окружающее море полно рыбы, которое до сих пор не знает рыболовного крючка. Легко можно выловить дельфинов, треску, бычков и каменных окуней. Морских птиц и черепах я рассматриваю как главный источник доходов. Тринидад — место размножения почти всех пернатых жителей Южной Атлантики. Только один экспорт гуано может привести мою небольшую страну к процветанию. Черепахи приплывают на остров, чтобы отложить яйца, и в определённое время года берег буквально кишит ими. Единственный недостаток моего королевства в том, что здесь нет хорошей гавани и остановиться можно только тогда, когда море спокойно».

Собственно говоря, иногда нужно ждать месяцы, чтобы высадиться на острове.

Другим финансовым активом острова проспект считает закопанные сокровища. До того, как остров был захвачен Харденом-Хикки, эти сокровища уже прославили его. Вот эта легенда. В 1821 году пираты спрятали украденные из церквей Перу золотые и серебряные слитки возле холма Сахарная Голова на берегу, который известен как Юго-Западная бухта. Многие из этих слитков происходили из кафедрального собора в Лиме, и были увезены оттуда испанцами, которые бежали из страны во время войны за независимость. В пылу бегства они нанимали любые попавшиеся корабли, и эти невооружённые и неподготовленные к плаванию суда становились лёгкой добычей пиратов. Один из этих пиратов на смертном одре раскрыл секрет сокровища своему капитану. В 1892 году этот капитан был ещё жив и обретался в Англии, в Ньюкасле, и хотя его история напоминала многие другие истории о закопанных сокровищах, в ней были некоторые подробности, подтверждавшие рассказ пирата. Они привели к тому, что за двенадцать лет на острове побывало пять разных экспедиций. Две самые важные были осуществлены Э. Ф. Найтом и барком «Ауреа» из Тайна.

В своём «Путешествии на „Алерте“» Найт описывает остров и рассказывает о попытке найти сокровища. Он потерпел неудачу, поскольку обвал скрыл место, где они были закопаны.

Но книга Найта остаётся единственный источником информации о Тринидаде, и, сочиняя свой проспект, Харден-Хикки, очевидно, многое из неё позаимствовал. Сам Найт говорил, что самое точное описание Тринидала он нашёл в «Морском офицере Франке Мильдмее» капитана Марриета^[19]. Он так легко нашёл каждое место, упомянутое в романе, что верил, будто автор «Мичмана Изи» сам побывал на острове.

После захвата Тринидада Харден-Хикки обогнул мыс Горн и побывал в Японии, Китае и Индии. В Индии он заинтересовался буддизмом и оставался там целый год, общаясь со священнослужителями этой религии и изучая её историю и догматы.

Вернувшись в Париж в 1890 году, он познакомился в мисс Энни Харпер Флаглер, дочерью Джона Х. Флаглера. Через год, в День Святого Патрика 1891 года, в пресвитерианской церкви на Пятой авеню в Нью-Йорке мисс Флаглер стала баронессой Харден-Хикки. Их обвенчал преподобный Джон Холл.

Два года Харден-Хикки жил в Нью-Йорке, но так тихо, что кроме того, что он жил тихо, очень сложно найти какие-то другие сведения о нём. Человек, который несколько лет назад восхищал Париж ежедневными фельетонами, дуэлями, исками, который был заводилой на пирушках в Латинском квартале, жил в Нью-Йорке почти как отшельник и писал книгу о буддизме. Когда он был в Нью-Йорке, я работал репортёром «Ивнинг Сан», но не могу припомнить, что встречал его имя в газетах, а о нём самом слышал только два раза. Первый раз в связи с выставкой его акварелей в «Американской художественной галерее», а второй раз — как об авторе книги, которую я нашёл в магазине на Двадцать второй улице, к востоку от Бродвея, в тогдашнем здании издательства «Трут Сикер».

Это была ужасная компиляция, которая только что вышла из печати. Она называлась «Эвтаназия, или Этика самоубийства». Книга была апологией саморазрушения и призывом к нему. В ней барон описал те случаи, когда самоубийство оправдано и когда обязательно. Что поддержать свои аргументы и показать, что самоубийство — это благородный акт, он цитировал Платона, Цицерона, Шекспира и даже неточно цитировал Библию. Он дал список ядов и всего, что необходимо для самоубийства. Чтобы показать, как можно уйти из жизни без боли, он проиллюстрировал текст очень неприятными картинками, которые сам нарисовал.

Книга показала, как далеко Харден-Хикки отошёл от учения иезуитов из Намюра и от Церкви, которая сделала его «благородным».

Эти два года он несколько раз покидал Нью-Йорк. Он съездил в Калифорнию, в Мексику, в Техас и везде купил ранчо и рудники. Деньги для этих вложений дал его тесть. Но не прямо. Всякий раз, когда ему нужны были деньги, он просил их получить или жену, или де ла Буасье, который был другом и Флаглера.

Его отношение к тестю сложно объяснить. Очевидно, что Флаглер не сделал ничего, чтобы оскорбить Хардена-Хикки. Он всегда говорил с ним со снисхождением и даже с почтением, как говорят с умным и капризным ребёнком. Но Харден-Хикки рассматривал Флаглера как врага, как корыстного дельца, который не может понять чувств и устремлений настоящего гения и джентльмена.

Непонимание между Харденом-Хикки и отцом его жены началось ещё до женитьбы. Флаглер был против этого брака, так как считал, что Харден-Хикки женится на его дочери из-за её денег. Поэтому Харден-Хикки женился на мисс Флаглер без приданого и в первые годы содержал её сам, без помощи её отца. Но его жена не привыкла к образу жизни, который ведёт солдат удачи, и скоро его доходы, а потом и весь его капитал истощились. Баронесса унаследовала некоторое состояние от своей матери. Наследством как душеприказчик управлял её отец. Когда собственные деньги Хардена-Хикки закончились, он стал добиваться перевода денег, принадлежащих его жене, на счёт жены или свой. На это Флаглер ответил, что Харден-Хикки не человек дела, а Харден-Хикки возражал, что это не так, и настаивал, что если деньги окажутся в его руках, то они будут расходоваться с большей пользой. Флаглер отказался вверять Хардену-Хикки заботу о деньгах жены, что привело к их разрыву.

Как я уже сказал, не нужно судить Хардена-Хикки по законам современности. Его идеи были совершенно не совместимы с людьми, среди которых он жил. Он должен был жить в эпоху «Трёх мушкетёров». Люди, которые считали, что он действует ради собственной выгоды, совсем его не понимали. Он был абсолютно честен и абсолютно лишён чувства юмора. Ему было невыносимо платить налоги, оплачивать счета из магазинов, просить помощи у полисмена. Он жил в мире собственного воображения. И однажды, чтобы сделать воображаемое реальным, чтобы сбежать из мира своего неромантичного тестя, из мира «Стандарт Ойл» и флоридских отелей, он выпустил воззвание и объявил себя королём Джеймсом Первым, правителем Княжества Тринидад^[20].

Воззвание не привело к мировому кризису. Некоторые признали княжество Хардена-Хикки и его титул. Но, в целом, люди посмеялись, поудивлялись и забыли. Дочь Джона Флаглера, которая должна была править новым княжеством, усилила интерес к нему, и несколько недель её называли «американской королевой».

Когда самого Флаглера спросили о новом королевстве, он показал свою непредвзятость.

«Мой зять очень решительный человек, — сказал он, — он сумеет осуществить любой план, который будет ему интересен. Он проконсультировался со мной, я был бы рад помочь деньгами или советом. Мой зять очень начитанный, изысканный, благовоспитанный человек. Он не ищет известности. Пока он жил в моём доме, он почти всё время проводил в библиотеке, переводя индийские книги о буддизме. Моя дочь не стремится стать королевой или ещё кем-то, помимо того, кем она является — обычной американской девушкой. Но мой зять хочет выполнить тринидадский план, и он его выполнит».

Харден-Хикки не мог жаловаться на то, что его тесть ему не сочувствует.

Остальная Америка развлекалась, а через неделю уже была равнодушна. Но Харден-Хикки с настойчивостью и серьёзностью продолжал играть роль короля. Его друг де ла Буасье, назначенный министром иностранных дел, устроил канцелярию в доме № 217 по Западной Двадцать Шестой улице в Нью-Йорке, и вскоре оттуда вышел циркуляр, или проспект, написанный королём и подписанный: «Le Grand Chancelier, Secretaire d’Etat pour les Affaires Etrangeres, M. le Comte de la Boissiere»^[21].

Написанный по-французски документ, объявлял, что форма правления нового государства — военная диктатура, что на королевском флаге изображен жёлтый треугольник на красном поле, а на гербе — «d’Or chape de Gueules»^[22]. В нём наивно утверждалось, что те, кто первыми поселились на острове, были, естественно, старейшими жителями, а значит, составляли аристократию. Но в этот избранный круг должны были войти только те, кто на родине занимали важное социальное положение и имели некоторое состояние.

Объявлялась государственная монополия на гуано, черепах и закопанные сокровища. И чтобы найти сокровища, и чтобы поощрить переселенцев обрабатывать землю, тому, кто найдёт сокровище, обещалась премия.

Тот, кто покупал десять облигаций на 200 долларов, имел право на бесплатный проезд на остров, а через год, по желанию, на бесплатное возвращение. Тяжёлую работу должны были выполнять китайские кули, а аристократия — жить в роскоши и, согласно проспекту, наслаждаться «vie d’un genre tout nouveau, et la recherche de sensations nouvelles»^[23]

Чтобы наградить своих подданных за достижения в литературе, искусстве и науке, Его Величество основал рыцарский орден. Официальный документ о создании этого ордена гласит:

«Мы, Джеймс, князь Тринидада решили в память о нашем вступлении на трон Тринидада учредить рыцарский орден, чтобы отмечать им литературные, промышленные, научные и человеческие достижения, и настоящим учреждаем Орден Тринидадского креста, сувереном которого станут наши потомки и преемники.

Дан в нашей канцелярии в восьмой день декабря одна тысяча восемьсот девяносто третьего года, в первый год нашего царствования.

Джеймс».

У Ордена было четыре степени: кавалер, командор, великий офицер и великий крест. Имя каждого члена Ордена было записано в «Золотой книге». Пенсия кавалера равнялась тысяче франков, командора — двум тысячам, великого офицера — трём тысячам. Великий крест представлял собой восьмилучевую бриллиантовую звезду с покрытым красной эмалью гербом Тринидада в центре. Лента была красно-жёлтого цвета.

В правилах Ордена читаем: «Костюм будет идентичен костюму камергера Тринидадского двора, за исключением пуговиц, которые будут иметь вид королевской короны».

Король Джеймс нанял ювелиров, чтобы они создали королевскую корону. Её конструкция напоминала корону, которая увенчивала Тринидадский крест. Её можно увидеть на фотографии этой награды. Король выпустил и набор почтовых марок с изображениями острова. Марки имеют различные расцветку и стоимость и ценятся коллекционерами.

Когда я хотел купить одну марку, чтобы показать в этой книге, я обнаружил, что они стоят намного дороже, чем указано на лицевой стороне.

Некоторое время дела у нового королевства шли хорошо. В Сан-Франциско король Джеймс лично нанял четыреста кули и снарядил шхуну, которую отправил в Тринидад для совершения регулярных рейсов между его княжеством и Бразилией. Представитель Хардена-Хикки развернул на острове строительство пристани и домов, а канцелярия министерства иностранных дел на Западной Двадцать Шестой улице готовилась принимать потенциальных поселенцев.

А затем переменчивая судьба внезапно и неожиданно нанесла удар по независимости королевства. От этого удара оно так и не оправилось.

В июле 1895 года Великобритания, прокладывая телеграфный кабель в Бразилию, обнаружила на своём пути остров и захватила его для телеграфной станции. Бразилия выразила возражение, и в Байе толпа забросала камнями дом английского генерального консула.

Англия притязала на остров по причине его открытия Галлеем. Бразилия притязала на него как на отколовшийся кусок континента. Мир ждал войны между соперниками, а о том факте, что остров на самом деле принадлежит нашему королю Джеймсу, все забыли.

Но министр иностранных дел был на посту. Он действовал оперативно и энергично. Он обратился с нотой протеста ко всем правительствам Европы и к нашему госдепартаменту. В ноте было написано следующее:

«Великий канцлер Княжества Тринидад,

Западная Двадцать Шестая улица, 27, Нью-Йорк, США.

30 июля 1895 года.

Его превосходительству государственному секретарю республики Северо-Американских Соединённых Штатов, Вашингтон, округ Колумбия.

Ваше превосходительство! Я имею честь напомнить Вам:

1. Что в сентябре 1893 года барон Харден-Хикки официально объявил всем правительствам, что он владеет необитаемым островом Тринидад;

2. Что в январе 1894 года он снова объявил об этом правительствам и в то же время проинформировал их, что с этой даты территория должна называться Княжеством Тринидад; что он принял титул князя Тринидада, и царствует под именем Джеймса I.

После этих заявлений несколько правительств признали новое княжество и его князя, и, во всяком случае, никто не счёл необходимым выразить протест или несогласие.

С другой стороны, пресса всего мира часто знакомила читателей с этими фактами, предавая их всей возможной огласке. После выполнения этих формальностей права его светлости князя Джеймса I должны уважаться как действительные и неоспоримые, поскольку законы предписывают, что брошенные территории принадлежат тому, кто завладеет ими, и поскольку остров Тринидад, покинутый на многие годы, определённо относится к вышеупомянутый категории,

Тем не менее, как известно Вашему превосходительству, недавно английский военный корабль, несмотря на законные права моего августейшего суверена, высадил на Тринидаде вооружённый отряд и принял его во владение именем Англии.

После этого захвата бразильское правительство, напоминая о древнем португальском владении (давно недействующем), заявило, что английское правительство должно отказаться от острова в пользу Бразилии.

Я прошу Ваше превосходительство содействовать тому, чтобы правительство Северо-Американских Соединённых Штатов признало Княжество Тринидад как независимое государство и гарантировало свой нейтралитет.

Таким образом правительство Северо-Американских Соединённых Штатов окажет мощную поддержку делу добра и справедливости, которое не понимают Англия и Бразилия, положит конец ситуации, которая грозит привести к нарушению мира, восстановит согласие между двумя великими державами, готовыми взяться за оружие, и, кроме того, подтвердит приверженность Доктрине Монро^[24].

В ожидании ответа Вашего превосходительства выражаю вам глубочайшее уважение.

Великий канцлер, министр иностранных дел граф де ла Буасье».

В то время госсекретарём был Ричард Олни^[25]. Его отношение к протесту и к джентльмену, который его написал, полностью подтверждает ту репутацию человека, не знающего хороших манер, которую она заработал на своём посту. Сказав, что не может разобрать почерк, которым написан протест, он поступил с ним так, как должен поступать каждый государственный деятель и каждый джентльмен. Он передал это письмо «чудака» вашингтонским журналистам. Можете представить, что они с ним сделали.

На следующий день нью-йоркские репортёры свалились на канцелярию и министра иностранных дел. Был август — «мёртвый сезон», настоящих новостей не было, и проблемы де ла Буасье заняли много места в газетах.

Они смеялись над ним и над его королём, над его канцелярией, над его ломаным английским, над его степенными придворными манерами, даже над его одеждой. Но, несмотря на насмешки, между строк вы можете прочитать, что для этого человека всё происходившее было ужасно серьёзно.

Впервые об острове Тринидад я услышал от двух знакомых, которые три месяца искали там сокровища, и когда Харден-Хикки объявил себя повелителем острова, я через газеты внимательно следил за его делами. Частично из любопытства, частично из сочувствия, я зашёл в канцелярию.

Она располагалась в доме из коричневого песчаника в грязных окрестностях Седьмой авеню, где сейчас отель «Йорк». Три недели назад я снова там побывал, и там ничего не изменилось. Во время моего первого визита на входной двери висел кусок бумаги, на которой рукой де ла Буасье было написано: «Chancellerie de la Principaute de Trinidad»^[26].

Канцелярия находилась в совсем неподходящем месте. На ступеньках дети из трущоб играли прищепками. На улице торговец хриплым голосом предлагал увядшую капусту женщине в халате, которая свисала с пожарной лестницы. Запахи и жар летнего полуденного Нью-Йорка поднимался от асфальта. Омываемый волнами остров возле Бразилии был где-то очень далеко.

Де ла Буасье принял меня с недоверием. Утренние газеты сделали его осторожным. Но после нескольких обращений «Ваше превосходительство» и уважительных вопросов о «Его Королевском Высочестве» его доверие восстановилось. Он не видел ничего юмористического ни в ситуации вообще, ни даже в расписании отплытия судов на Тринидад, которое висело на стене. В расписании было указано две даты: 1 марта и 1 октября. На столе лежали копии королевских воззваний, почтовые марки нового правительства, тысячефранковые облигации и красно-золотые, покрытые эмалью кресты Тринидадского ордена в картонных коробках.

Он говорил о князе Джеймсе с искренностью и нежностью. Я больше не встречал человека из тех, что хорошо знали Хардена-Хикки, который говорил бы о нём с такой настойчивой преданностью. Если он и улыбался над эксцентричностью Хардена-Хикки, это была добрая улыбка. Было понятно, что де ла Буасье относится к нему его не только с дружеской привязанностью друга, но и с преданностью настоящего подданного. Он был так любезен, вежлив и утончён, что я почувствовал, как будто очень близко общаюсь с европейским премьер-министром.

А он, который после насмешек утренних газет встретил человека, серьёзно относящегося к его высокому посту и к его королю, наверное, был мне благодарен.

Я сказал ему, что хотел бы побывать на Тринидаде, и был в этом желании вполне серьёзен. История острова, наполненного закопанными сокровищами и управляемого королём, подданными которого были черепахи и чайки, обещала стать интересным репортажем.

Граф был очень доволен. Думаю, во мне он увидел первого честного поселенца, и когда я встал, чтобы уйти, он даже взял один из Тринидадских крестов и с сомнением посмотрел на него.

Если бы он знал, что из всех наград, это была единственная, которую бы я желал получить; если бы я сразу же забронировал себе место для поездки на остров или поклялся в верности королю Джеймсу, кто знает, может быть, сегодня я был бы кавалером, а моё имя было бы записано в «Золотой книге»? Но вместо того, чтобы встать на колени, я потянулся за шляпой. Граф положил крест в картонную коробку, и для меня момент был упущен.

Другим, более достойным этой чести, повезло больше. Из моих коллег-репортёров, которые, как я, пришли поглумиться, но ушли очарованные, был недавно умерший Генри Пен Дюбуа^[27], блестящий художественный и музыкальный критик из «Американ». Тогда он работал в «Таймс», а его редактором был Генри Н. Кэри, который сейчас работает в «Морнинг Телеграф».

Когда Дюбуа сообщил Кэри о своём задании, Дюбуа сказал:

«В этой истории нет ничего забавного. Она трогательна. Оба этих человека искренни. Они убеждены, что их права нарушены. Их единственная вина в том, что у них есть воображение, а у остальных его нет. Вот что поражает меня, и вот так об этом и нужно писать».

«Так и напиши», — сказал Кэри.

Вот так из всех нью-йоркских газет «Таймс» на короткий период стала официальным органом правительства Джеймса Первого, а Кэри и Дюбуа скоро были сделаны кавалерами Тринидадского креста и получили право носить форму, «идентичную костюму камергера Тринидадского двора, за исключением пуговиц, которые будут иметь вид королевской короны».

Атака, совершённая Великобританией и Бразилией на независимость княжества, сделала Хардена-Хикки королём в изгнании, но сразу же принесла ему другую корону, которая, по мнению тех, кто её предложил, имела несравненно более высокую ценность, чем корона Тринидада.

В первом случае человек искал корону, во втором случае корона искала человека.

В 1893 году в Сан-Франциско прославился Рэлстон Дж. Маркоу — адвокат и офицер артиллерии США, участник флибустьерской экспедиции, которая пыталась свергнуть правительство Доула^[28] и вернуть трон королеве Лилиуокалани^[29]. в Сан-Франциско Маркоу прозвали «князем Гонолулу», поскольку было ясно, что если бы Лилиуокалани вернула свою корону, он получил бы какой-то высокий пост. Но Маркоу уже потерял веру в Лилиуокалани, и думал, что у Хардена-Хикки больше качеств, нужных для короля. Поэтому через двадцать четыре дня после протеста, отправленного в госдепартамент, Маркоу решил перейти к Хардену-Хикки и обратился к нему с таким письмом:

«Сан-Франциско, 26 августа 1895 года.

Барону Харден-Хикки, Лос-Анджелес, Калифорния.

Монсеньор, Ваше письмо от 16 августа получено.

1. Я назначен роялистской партией для того, чтобы найти человека, способного занять этот пост при существующих обстоятельствах. Пока королева в тюрьме и отрезана от всех связей с её друзьями, не может быть и речи о том, чтобы вручить ей официальные полномочия.

2. Отчуждение какой-либо части территории не может вызвать никаких вопросов к законности, по той причине, что законы в государстве находятся в таком сильном расстройстве, что только сильная рука может навести порядок, а реставрация приведёт к установлению сильного военного правительства. Если я отправлюсь в экспедицию, которую сейчас организую, то я смогу взять ситуацию под полный контроль и выполнить все обязательства.

3. Я предлагаю Вам стать независимым монархом на острове Кауаи.

4. Мой план заключается в том, чтобы последовательно занять все острова, оставив столицу напоследок. Когда всё будет захвачено, столица, будучи отрезана от всех ресурсов, может быть взята без всяких усилий. Во всяком случае, я не собираюсь строить укрепления, занимать оборону или взывать к местным жителям, поскольку я могу вызвать дополнительные силы в дополнение к тем, кто поедет со мной, хотя и этих будет достаточно, чтобы выполнить задачу без местных жителей.

5. Численность правительственных войск — примерно 160 мужчин и юношей, очень несовершенных в плане воинской подготовки, из них примерно сорок офицеров. Они составляют пехоту. Имеются также 600 граждан, записанных в резерв, которые могут быть призваны в случае опасности, и примерно 150 полицейских. Мы можем полностью полагаться на помощь всех полицейских и от четверти до половины остальных войск. Многие другие тоже ни при каких обстоятельствах не станут вступать в бой ради нынешнего правительства. Сейчас на острове достаточно людей и оружия, чтобы выполнить нашу задачу. Если моя экспедиция отплывёт нескоро, люди там сделают всё сами без нашей помощи, и не будут терпеть нескольких руководителей, которые причинили им больше зла, чем кто-либо другой.

6. Тоннаж судна — 146. Сейчас в его каюте есть места для двадцати человек, но в трюме можно установить койки ещё для 256 человек с обеспечением достаточной вентиляции. Судно имеет полный набор парусов и дополнительный набор рангоута. Остальную информацию о нём я получу завтра и тогда же отправлю Вам её. Думаю, Вам должно быть понятно, что сейчас у вас появилась возможность занять несравненно более высокое место, чем может предоставить Вам Тринидад. Надеюсь, что в ближайшее время я смогу побеседовать с Вами, с уважением

Рэлстон Дж. Маркоу».

Неизвестно, что Харден-Хикки думал об этом письме. Но поскольку за две недели до его получения он уже написал Маркоу, спрашивая, какие полномочия тот имеет от роялистов Гонолулу, кажется очевидным, что когда ему была предложена корона Гавайев, он не отказался сразу.

Он был в странном положении, будучи свергнутым королём южноатлантического острова, который у него отняли, и избранным королём тихоокеанского острова, который пока ему не принадлежал.

Это было в августе 1895 года. За два года Харден-Хикки стал солдатом неудачи. Потеряв своё островное королевство, он не мог больше заниматься планами по его обустройству. Это была его игрушка. У него отняли эту игрушку, и эта потеря и последовавшие насмешки больно его ранили.

И он не мог найти покупателя для тех земель, которыми он действительно владел в Мексике и Калифорнии и которые он был вынужден продавать, чтобы обеспечить свою жизнь. А поссорившись с тестем, он потерял источник денег. Нужда жестоко терзала его.

Причина ссоры была достаточно характерна. Задетый нападением Великобритании на своё княжество, Харден-Хикки решился на ответный удар. Нужно помнить, что он всегда был более ирландцем, чем французом. Он организовал план вторжения в Англию из Ирландии — родины своих предков. Флаглер отказался дать деньги на эту авантюру, и Харден-Хикки разорвал с ним отношения. Его друзья говорят, что ссора была ссорой со стороны одного Хардена-Хикки.

Были и другие, более личные проблемы. Хотя он не развёлся с женой, они редко бывали вместе. Когда баронесса была в Париже, Харден-Хикки был в Сан-Франциско. Когда она вернулась в Сан-Франциско, он был в Мексике. Кажется, тут была его вина. Он увлекался симпатичными женщинами. Его дочь от первого брака, сейчас очень красивая девушка шестнадцати лет, проводила много времени с мачехой. И его сын, когда не жил на ранчо отца в Мексике, тоже месяцами жил у матери. Харден-Хикки одобрял это, но сам видел свою жену нечасто. Тем не менее, ранней весной 1898 года, баронесса арендовала дом на Брокстон-сквер в калифорнийском городе Риверсайд и хотела, чтобы её муж жил там вместе с ней. В это время он пытался избавиться от крупного участка земли в Мексике. Если бы он продал его, то на вырученные деньги смог бы обеспечить себя, несмотря на свои экстравагантные расходы. По крайней мере, он был бы независим от своей жены и её отца. До февраля 1898 года казалось, что он сумеет получить эти деньги.

Но в начале февраля последний перспективный покупатель передумал совершать сделку.

Нет никаких сомнений, что если бы Харден-Хикки тогда вернулся к своему тестю, то этот джентльмен открыл бы для него счёт, как он и делал раньше.

Но князь Тринидада чувствовал, что не в силах больше просить деньги, даже принадлежащие его жене, у человека, которого он оскорбил. Он не мог больше просить свою жену выступать посредником. У него было своих денег и не было способов их добыть. От своей жены он не мог ожидать даже сочувствия, а для мира он был фальшивым королём, обречённым на насмешки как самозванец, как шут.

Солдат переменчивой удачи, дуэлянт и мечтатель, благочестивый католик и благочестивый буддист, он считал свою сорокалетнюю жизнь только местом встречи со многими фиаско.

Он мучился из-за мнимых ошибок, мнимых обид, мнимых провалов.

Этот молодой человек, который рисовал картины, писал книги, организовывал заморские колонии и срезал саблей пуговицы с жилета, забыл, что у него было двадцать лет хорошей жизни. Он забыл, что люди любили его за ошибки, которые он делал. Забыл, что в некоторых районах Парижа его имя всё ещё произносили с нежностью, что он всё ещё был там хорошо известен.

В своей книге «Этика самоубийства» он установил, как следует действовать в тяжёлые периоды жизни.

Поскольку он понял, что наступил один из таких периодов, он не стал просить других делать то, что должен был выполнить сам.

Из Мексики он отправился в Калифорнию, но не в приготовленный для него дом жены.

9 февраля 1898 года он сошёл с поезда в Эль-Пасо и зарегистрировался в отеле.

В 7:30 вечера он ушёл в свою комнату, а когда утром открыли дверь, то обнаружили на кровати его окоченевшее тело, а рядом с рукой — бутылку с ядом.

На кресле лежало письмо к жене:

«Моя дорогая! От тебя нет никаких вестей, хотя у тебя было много времени, чтобы написать. Харви написал мне, что так и не нашёл покупателя для моей земли. Что ж, я выпью чашу горечи до самого дна, но я не жалуюсь. Прощай. Я прощаю твоё отношение ко мне и верю, что ты способна простить моё. Я предпочту быть мёртвым джентльменом, чем живым мерзавцем, как твой отец».

И когда обыскали его открытый чемодан, чтобы опознать тело на кровати, то нашли корону Тринидада.

Представьте себе это: скромная комната отеля, военный с белым лицом и усами а-ля Луи Наполеон покоится на подушке, испуганные коммивояжёры и горничные заглядывают из коридора, и хозяин, или коронер, или доктор с озадаченным лицом поднимает на всеобщее обозрение корону с позолотой и бархатом.

Другие актёры этой «монархической буффонады», как назвал её Гарольд Фредерик^[30], до сих пор живы.

Баронесса Харден-Хикки строит свой дом.

Граф де ла Буасье, бывший министр иностранных дел, возглавляет французскую колонию в Нью-Йорке, теперь он процветающий коммерсант с конторами на Пятьдесят Пятой улице. По завещанию Хардена-Хикки де ла Буасье — душеприказчик его наследства, опекун его детей и, что более важно для этой статьи, в его руках находится будущее королевства Тринидад. Когда Харден-Хикки умер, статус острова обсуждался. Если бы молодой Харден-Хикки высказал свои притязания на остров, то обсуждение бы продолжилось. Между тем, де ла Буасье, по завещанию Джеймса Первого, является пожизненным регентом и душеприказчиком княжества. Ему оставлен королевский декрет — с подписью и печатью, но пустой. В его воле заполнить пустое место, утвердив окончательное положение острова, который ему дарован.

Итак, через несколько дней он может объявить о вступлении на трон нового короля и продолжить жизнь королевства, о котором мечтал Харден-Хикки.

Но пока сын Хардена-Хикки, или его жена, или его дочь не заявят о своих правах, чего, скорее всего, не произойдёт, династию Джеймса Первого, барона Священной Римской империи можно считать законченной.

Для мудрых людей Америки он был дураком, и они смеялись над ним. для более мудрых он был ловким мошенником, который придумал новую схему владения недвижимостью и грабил людей, и они его уважали. Для меня Харден-Хикки был самым мудрым из всех.

Если серьёзно, что может быть восхитительнее, чем быть королём на своём собственном острове?

Газетчики-юмористы, бизнесмены со своим строгим здравым смыслом, капитаны промышленности, которые смеялись над ним и над его источником национального дохода в виде закопанных сокровищ, черепашьих яиц и гуано, над его охранниками-зуавами и его великим крестом Тринидада, конечно, владели многими вещами, отсутствовавшими у Хардена-Хикки. Но у них, наоборот, отсутствовали те вещи, которые делали его счастливым: умение фантазировать, любовь к романтике, склонность к авантюрам, которые вели его за собой.

Мальчиками мы говорили: «Давайте притворимся, что мы пираты», — а взрослый мужчина Харден-Хикки просил: «Давайте притворимся, что я король».

Но проблема была в том, что другие мальчики выросли и не хотели притворяться.

Уход Хардена-Хикки напоминает мне последнюю реплику в пьесе Пинеро^[31]. Когда авантюристка миссис Танкерей^[32] кончает жизнь самоубийством, её добродетельный пасынок говорит: «Если бы мы были чуточку добрее!»

Примечания

1. Годы жизни: 1854—1898.
2. Джон Холдейн Флаглер (1836—1926) — американский бизнесмен, отец второй жены Хардена-Хикки.
3. Жорж Эжен Осман (1809—1891) — французский государственный деятель и градостроитель. Под его руководством в 1853—1870 годах произошла перестройка парижских улиц.
4. Эмиль Лубе (1838—1929) — французский государственный деятель, президент Франции в 1899—1906 годах.
5. Арман Фальер (1841—1931) — французский государственный деятель, президент Франции в 1906—1913 годах.
6. «Император сидел в ящике ночью». — Источник цитаты не найден.
7. Кора Перл (Эмма Элизабет Крауч, 1835/1842-1886) — английская куртизанка, дама парижского полусвета.
8. Луи Адольф Тьер (1797—1877) — французский государственный деятель и историк.
9. Шарль Огюст Жозеф Луи де Морни (1811—1865) — французский государственный деятель и финансист, сводный брат Наполеона III.
10. Франсуа Сертен Канробер (1809—1895) — французский военачальник.
11. Генрих (Анри), герцог Бордоский, граф де Шамбор (1820—1883) — претендент на французский престол из рода Бурбонов.
12. Орельен Шолл (1833—1902) — французский писатель и журналист.
13. Жан Мореас (1856—1910) — французский поэт-символист и критик.
14. Остров Тринидад, точнее Триндади, входящий в архипелаг Триндади и Мартин-Вас и расположенный в южной части Атлантики, не следует путать с островом Тринидад, расположенным в Карибском море, о чём автор пишет далее.
15. Эдмунд Галлей (1656—1742) — английский астроном, математик и геофизик. В 1698 году исследовал Южную Атлантику, командуя парусником «Парамор».
16. Эдуард Уильям Кемпбелл Рич Оуэн (1771—1849) — британский флотоводец.
17. Александр Далримпл (1737—1808) — британской географ и гидрограф.
18. Так в книге.
19. Фредерик Марриет (1792—1848) — английский писатель, автор приключенческих романов.
20. Путаница с княжеством и королевством — на совести автора
21. Великий канцлер, министр иностранных дел граф де ла Буасье.
22. Золотой треугольник на красном поле.
23. Новой жизнью и искать новые ощущения.
24. Доктрина Монро — декларация принципов внешней политики США, выраженная президентом США Джеймсом Монро (1758—1831), идея провозглашения обеих частей американского континента зоной, закрытой для европейской колонизации („Америка для американцев“)
25. Ричард Олни (1835—1917) — американский государственный деятель, в 1895—1897 госсекретарь США.
26. Канцелярия Княжества Тринидад
27. Генри Пен Дюбуа (1858—1906) — американский журналист и переводчик.
28. Сэнфорд Баллард Доул (1844—1926) — гавайский государственный деятель, возглавлял Республику Гавайи в 1893—1900 годах, до присоединения Гавайев к США.
29. Лилиуокалани (1838—1917) — королева Гавайев в 1891—1893 годах, свергнута в результате переворота.
30. Гарольд Фредерик (1856—1898) — американский журналист и писатель.
31. Артур Уинг Пинеро (1855—1934) — английский драматург.
32. Героиня пьесы «Вторая миссис Танкерей».