Союзная армия российских и прусских войск расположилась в укрепленной позиции, верстах в пяти позади Бауцена, на высотах, от м. Гохкирхена чрез с. Пуршвиц до Креквица, на пространстве около 7-ми верст. Высоты левого фланга прикрывались оврагами и лесом, простирающимся от Кюневальда до Кубшица — приступ с этой стороны для неприятелей был весьма затруднителен. Центр позиции, простираясь версты на три по равнине чрез Пуршвиц, прикрывался окопами, вроде ретраншемента; небольшой ручей отделял центр от правого фланга, расположенного на выдавшихся за Креквицем высотах, которые, сближаясь к р. Шпрее, против с. Мальшвиц, обращались к нашему тылу. Хотя центр общей позиции был открыт, но он защищался множеством артиллерии в окопах ретраншемента; местоположение левого фланга по горам, в лесу, способное для рассыпного действия егерей, представляло довольно твердую опору, хотя горы близко стояли над большой дорогой, ведущей к нашим резервам, но правый фланг, выдавшийся при Креквице, несмотря на то, что прикрывался двумя редутами на высоких курганах, подвергался обходу и открывал тыл общей позиции.
В союзной армии считалось до 110 000 войска: прусские, под начальством генерала Блюхера, занимали правый фланг на высотах Креквица, русские егерские полки, с частью прусских, рассеяны были по лесистым горам левого фланга, русская гвардия, с большей частью кавалерии и с легкой артиллерией, оставалась в резерве, главная квартира союзных монархов находилась за резервами, в м. Вуршене. Мы не знали, кто был главнокомандующим.
Французы скрывались за Бауценом и за р. Шпреей. Наполеон с удовольствием видел, что ему предлагают вновь генеральное сражение. Он имел при себе до 140 000 войск, и в самом начале предприятия отделил маршалов Нея и Лористона, с их корпусами, к м. Кенигсварте и Гонерсверде, для обхода нашего правого фланга.
С 4 по 8 мая, целых четыре дни стояли мы на месте спокойно, не видя неприятелей, хотя в это время стягивались их войска, и они близко от нас находились. Впереди нашего артиллерийского резерва гвардейцы беспрестанно забавлялись музыкой. Нас укомплектовали зарядами и людьми, вышедшими из госпиталей. Резервы и всякого рода запасы беспрерывно подходили из России: войска получили третное жалованье и сухари, а лошадей снабдили овсом, — сверх того позволялось нам фуражировать, то есть ездить за сеном в ближайшие селения. Однажды для этого меня командировали в с. Помриц, лежащее позади левого фланга. Взявши с собой человек тридцать артиллеристов, на конях и с веревками, я проехал, через горы и леса, в пустую деревню: все дома были настежь открыты, жители оставили их на произвол враждующих. Во внутренности домов всё было перебито, переломано, всё представляло ужасное опустошение — мои фуражиры с трудом находили, кое-где, на чердаках, сено. Нам не встретилось никакой опасности, напротив, неприятельских фуражиров нередко проводили мимо нашего резерва. Несчастные жители разоренных селений, в пространстве расположения союзных войск, ходили, покрытые рубищами, среди наших биваков и жалобно, со слезами, просили хлеба, которым недавно нас кормили.
7 мая, с полудня до вечера, слышали перед линией вправо сильную канонаду и видели густую пыль, поднимавшуюся с той стороны от Бауцена. Когда два корпуса неприятельские, Лористона и Нея, пошли в обход правого фланга общей позиции союзных войск, тогда генералы Барклай-де-Толли и Йорк, с корпусами русских и прусских войск, посланы были к ним навстречу. Барклай-де-Толли напал на Лористона при м. Кенигсварте, разбил его корпус, взял 1 500 в плен и 6 пушек, но Йорк нашел маршала Нея вдвое себя сильнее и потому, хотя вступил в сражение с ним, однако принужден был соединиться с корпусом Барклая, тем более что французские два корпуса соединенными силами стали теснить их. Темнота ночи позволила союзным генералам отойти беспрепятственно к правому флангу общей позиции.
8 мая, на рассвете, началась перестрелка в авангарде, потом на правом фланге, где неприятель усиливался. Я выехал полюбопытствовать на высоты Креквица и видел, как по ту сторону р. Шпреи, от Бауцена, тянулись неприятельские колонны к Мальшвицу, для подкрепления атаки маршала Нея, который теснил Барклая-де-Толли. Между тем французы в Бауцене, против нашего центра, перешли р. Шпрею за авангардом графа Милорадовича, который после упорного сопротивления отступил к левому флангу общей позиции. Неприятель, желая узнать силу нашей артиллерии в центре, пустил довольно близко, вдоль линии, с правого фланга, несколько эскадронов кавалерии, тогда наши артиллеристы, долгое время с нетерпением ожидавшие французов, встретили их из каждой батареи со всех орудий и тем себя обнаружили; на левом же фланге, в горах, по неудобности местоположения, было у нас очень мало артиллерии. Наполеон, заметив центр нашей позиции довольно укрепленным батареями в ретраншементе, устремил свою пехоту на лесистые высоты против левого фланга, и вскоре поднялась там ужасная перестрелка в лесу, по крутизнам и оврагам, близ Гохкирхена и Кубшица. Находившийся там отряд, под начальством Генерала Эммануэля, отступая, чуть мог держаться против превосходного числа неприятельских стрелков, и подкрепление авангардной пехоты графа Милорадовича с большим усилием могло их удерживать. Пруссаки, занимавшие горы правее и ближе к центру позиции, были сбиты французами. Мы из резерва видели, как влево на горах ружейный дымок из кустарника целой линией спускался вниз, и ожидали, что французы вместе с пруссаками оттуда посыплются на большую дорогу, но в подкрепление пруссакам тотчас посланы были из резерва два полка русских гренадеров, которые штыками восстановили порядок и подняли своих союзников опять на гору. К вечеру неприятель был отдален, несмотря на все его усилия овладеть высотами левого фланга, успех этого приписывали стойкости русских войск и особенно распоряжениям графа Милорадовича, командовавшего войсками на том фланге: с неустрашимостью он сам лично везде восстанавливал ослабевающих, подвергаясь опасности. Немало содействовал тут и граф Остерман-Толстой, приехавший недавно из Берлина, где он находился за болезнью. Рассказывали, что когда стрелки наши, сбитые французами, поспешно отступали, встретился им граф, стоявший неподвижно на своем месте. С грозным видом он крикнул им: «Ребята! стыдно! вперед!» — и это всех остановило. Русские опомнились и обратились на французов с новым мужеством. Ночью не велено было нам разводить огней, чтобы не открыть неприятелям положения и силы войск наших — в следующий день мы ожидали генеральной битвы.
9 мая, с рассветом дня, стрелки начали постукивать на горах левого фланга. Наполеон без сомнения много бы выиграл, если бы успел занять эти горы, открывавшие ему над большой дорогой весь центр союзной армии, но русские держались там упорно, получая беспрестанно подкрепления. Все были уверены, что граф Милорадович не изменит чести русского оружия; сам император наш столько был доволен твердостью графа, что дважды посылал ему свое благоволение. Граф Остерман-Толстой не переставал тут же содействовать, несмотря на полученную рану. Молодые Наполеоновы солдаты, при всей горячности своей к славе, не могли сдвинуть с гор русских, и прежнее превосходство французских стрелков в закрытых местах отныне изменилось.
В 4 часа утра нашу роту артиллерии из резерва подвинули к высотам Креквица, где стоял корпус пруссаков Блюхера. Сам он со свитой находился в курганном редуте и смотрел на действие французов против нашего правого фланга в зрительную трубу — отсюда видно было явственно отступление отряда Барклая-де-Толли, под прикрытием артиллерии, к с. Глейн, и усилие неприятеля против нашего левого фланга: в трех местах он поставил батареи, чтобы перекрестным огнем сбить нашу батарею и войска, занимавшие с. Башвиц. Вскоре затем французская пехота от Бауцена построилась в большое каре и по открытой долине медленно приближалась к центру нашей линии; в средине каре генерал, верхом на лошади, управлял его движением и выравнивал колеблющиеся фасы. Впрочем до 7-ми часов утра французы не открывали общего действия на всю линию нашей позиции, ограничиваясь одной перестрелкой, причем изредка пускали и из наших батарей гранаты, потому что артиллеристам уже строго было подтверждено от начальника всей артиллерии, князя Яшвиля, беречь заряды. Между тем маршал Ней обходил высоты Креквица, прикрываясь селением Мальшвиц. Когда Барклай-де-Тоили принужден был стать позади сел. Глейна, тогда линия наших войск растянулась верст на десять, и у высот Креквица выходил почти прямой угол ее: большая часть союзных войск находилась на левом фланге, для удержания усилий неприятеля, в центре оставалась только гвардия и кавалерия. Барклай-де-Толли, имея немного войск, едва в состоянии был держаться против с. Глейна, хотя и занял по сю сторону речки выгодную позицию у мельницы.
Генерал Блюхер, усматривая опасное положение нашего правого фланга и желая отвлечь силы неприятеля от Барклая-де-Толли, приказал нашей роте артиллерии стать левее с. Прейтиц, против неприятельской батареи, стоявшей вправо от Глейна. Тут, от высот Креквица до Прейтица, для сообщения с отрядом Барклая-де-Толли, стояла только одна бригада прусской кавалерии и две конные гаубицы. Подполковник Тимофеев, командовавший ротой, послал меня выбрать место для батареи. Проезжая мимо прусской кавалерии, я в одном полку услышал громкий смех, обернулся и увидел, что прусские драгуны смеялись над своей маркитанткой, которая позади фронта разносила шнапс (водку), но вдруг ядро оторвало ей обе ноги, и она с кувшином опрокинулась… Мне удалось найти выгодное место для расположения своей роты: я повел ее и поставил на небольшое возвышение, прикрываемое топкой долиной, которая защищала нас от нападения кавалерии, левее от долины начинался лес и за ним д. Мальтвиц. Только что наши двенадцать орудий стали на место, как со второго выстрела на неприятельской батарее был взорван нами зарядный ящик, в несколько минут удачной стрельбой мы сбили французских восемь пушек, заставили их замолчать и оттащиться назад. Тогда артиллеристы крикнули «ура!» и я с четырьмя орудиями, от левого фланга батареи, спустился с высоты к лесу, куда со мной побежали и наши егери. Генерал Блюхер, заметив успех батареи, прислал своего адъютанта к подполковнику с благодарностью. Ободренные таким вниманием иностранного генерала, мы стали бить вкось по неприятельским колоннам, приступавшим к позиции отряда Барклая-де-Толли. Тогда маршал Ней, озабоченный движением и действием нашей батареи, опасаясь, чтобы мы с занятием леса не пробрались к д. Мальшвиц и не взяли его во фланг, послал туда свою пехоту, которая бегом поспешала к лесу, увертываясь и валясь от наших ядер и гранат, против нас же он послал кавалерию, но топкая долина воспрепятствовала ей броситься на батарею. Тогда он выставил сильную батарею, и у нас возобновилась опять жаркая канонада. Этим действием батареи нашей роты генерал Барклай-де-Толли был весьма облегчен, ибо маршал Ней послал значительную часть своей пехоты для удержания д. Мальшвиц и лежащего перед ним леса. Французская батарея засыпала нас ядрами, которые впрочем мало делали нам вреда, потому что я скрыл орудия до половины за пригорком, и они не представляли верного прицела, выключая моих четырех орудий, спущенных вниз: в продолжение всего дела у нас убито и ранено смертельно шесть человек. В это время артиллерийский генерал Резвый приезжал к нам на батарею и похвалил наше действие; прусские офицеры часто к нам подъезжали и также похваливали; Блюхер еще раз присылал адъютанта благодарить подполковника и приказал, чтобы после сражения представил своих офицеров к награде. Мы держались до тех пор, покуда истратили все заряды. Я оставался еще в долине с четырьмя орудиями, но французы, занявши лес, потеснили егерей и, выходя за опушку его, стали стрелять в моих канониров — несколько картечных выстрелов прогнали их. Тогда в лесу, против моих орудий, французы поставили батарею, которая заставила меня подняться на высоту и отстреливаться изредка последними зарядами[1].
Когда от недостатка в зарядах батарея наша замолчала и на смену ей не присылали другой, тогда маршал Ней, заметив наше бездействие, снова устремился вправо на отряд генерала Барклая-де-Толли: действовавшая против нас батарея обратила свои выстрелы на его колонны, — и он принужден был отступать далее к Баруту. В с. Прейтиц, правее нас, еще держались пруссаки. Нашей батарее, без зарядов, приказано было сойти; место, занимаемое нами почти у самого угла выдавшегося центра позиции, было столь важно, что когда мы сошли, то началось отступление пруссаков от Креквица. Уже французы заняли Прейтиц, и когда я последний сходил с места, ретирада сделалась общей, хотя в порядке и без замешательства. Я близко проходил с последними двумя пушками около цепи прусских волонтеров, которые весьма бойко отстреливались от французов, за нами следовали пруссаки, занимавшие высоты Креквица.
В это время увидели мы партизана Фигнера, который, в синем плаще и в медвежьей шапке, скакал на серой лошади: эмалевый образ св. Николая Чудотворца на груди его выказывался из-под мундира до половины, рукой крепко держал он обнаженную саблю, во взорах его сверкала отважность, а на бледном лице выражалось негодование. Этот воинственно-романтический вид его запечатлелся живо в моей памяти. Несколько казаков, в таком же наряде (санкт-петербургского ополчения), провожали его. Встретившись с нами, он остановился и рассказал наскоро, как ему удалось с своими партизанами и с помощью прусской пехоты выгнать французов из Глейна, но не будучи подкрепленным, он принужден был отступить. Теперь он ехал к государю императору с донесением об опасности, в которой находился Барклай-де-Толли с отрядом, и о помощи, которую он оказал ему. Мы пожелали пылкому Фигнеру обратить на себя милостивое внимание императора и награды, но прощаясь с ним, не думали, что прощаемся навеки: после этого он погиб.
По сбитии правого фланга союзной армии маршалом Неем, французы устремились на высоты Креквица, и по всему центру позиции открылась сильная канонада — Блюхер с пруссаками принужден был отступить к с. Пуршвиц. Между тем генерал Йорк, сделав нечаянное нападение на французов, овладел снова Креквицом и взял в плен целый батальон виртембергцев, однако сам один не мог держаться. Гвардейская артиллерия Наполеонова, заняв курганы, стала бить в пруссаков. День склонялся к вечеру, и отступление наше сделалось форсированным: всякого рода войска, прусские и русские, одни через других, проходили с поспешностью, неприятельские гранаты беспрестанно над ними разрывались и ускоряли действие ретирады. Колонны французской пехоты беспрерывно шли вперед: их батареи, часто переменяя места, подвигались и преследовали нашу артиллерию, которая без зарядов спешила уходить. Для прикрытия в арьергарде оставалась одна кавалерия. Я опять чуть не попал в беду: у моей последней пушки сломилось колесо, мне велели ее бросить, но я успел надеть запасное, которое случилось при зарядном ящике. Зато драгуны чуть меня не задавили, поспешая уходить от гранат и ядер. Если бы Наполеон имел тут у себя добрую кавалерию, то мог бы во время нашей ретирады довольно собрать пленных и трофеев — последствия этого сражения были бы для него славнее и для союзников потеря ощутительнее. Напротив того, мы не оставили ни одной пушки, и даже в плен попалось весьма немного. Наполеон мог утешаться только тем, что сдвинул союзников с места. Зажженные вокруг деревни означали пределы, занятые неприятелями. Преследование их к ночи ослабело — за м. Вейссенбергом провели мы половину ночи в отдохновении. Арьергард наш, которым во время отступления от Бауцена командовал генерал Ермолов, остановился при с. Кетиц, не доходя Вейссенберга, правее, в с. Гродиц, остановился Барклай-де-Толли с пруссаками, а с левого фланга союзные войска отступили к Лебау. Таким образом кончилось Бауценское сражение без важных последствий. Наполеон, при всей изобретательности воинственного гения своего, явно обнаруживал бессилие своих войск.
Потеря с обеих сторон была довольно значительна, особенно на левом фланге и в отряде Барклая-де-Толли, но французы должны были потерпеть более, потому что нападающий всегда теряет более защищающегося на месте.
После Бауценского сражения союзники находились в затруднительном положении. Отступление их также обнаруживало бессилие против Наполеона, открывало ему пути в Силезию, в маркграфство Бранденбургское, и повергало Берлин в жертву его мщения. Союзникам оставалось или прикрывать Польшу и отдалиться от сообщения с Австрией, или допустить неприятеля занять Берлин и Варшаву, чтобы только не потерять союза с Австрией — они решились на последнее, в ожидании благоприятных происшествий.
10 мая обессиленная рота наша вместе с остатками разбитых полков, пошла к мест. Рейхенбаху и ночевала за Герлицем, в пустом селении. В городе от проходящих по улицам войск было тесно; немцы, покуривая трубки, спокойно смотрели на нашу суету, и, казалось, ожидали французов. День был туманный и сырой.
Наполеон, видя упорность отступления нашего арьергарда, которым опять стал командовать граф Милорадович, принял сам начальство над своим авангардом, однако неудачно. Около Рейхенбаха между кавалерией с обеих сторон вышла жестокая сшибка: гвардейская кавалерия Наполеонова хотела ударить во фланг нашей, но сама была встречена тем же. Украинские, новосформированные казаки наши в этом деле отличились: они изрубили целый полк красных уланов Наполеоновых, вновь набранных из голландцев. Несколько десятков этих гвардейских щеголей, с изображением золотого полусолнца на киверах, были прогнаны мимо нас в плен. Сверх того, отбито у французов шесть пушек, но взято только две, а прочие брошены. Артиллерия наша действовала с отличным успехом: одно ядро оторвало ноги у дивизионного генерала Ла Брюйера, а другое убило начальника артиллерии, генерала Кирхнера, и разорвало живот генерала Дюрока, лучшего друга Наполеонова. Так, чем далее, тем жесточе были встречи, и Наполеон видел немощь своей новоустроенной армии. Уже не находилось при нем тех мужественных воинов, с коими решал он судьбу государств, после генеральных сражений, уже много погибло тех искусных генералов, которые содействовали славе его оружия. Он сам должен был командовать авангардом, и победитель при Лоди, Маренго, Ваграме, Йене должен был видеть собственными глазами поражение своих войск в простой сшибке, чего прежде не бывало. Союзники день ото дня становились для него страшнее. Войска наши отступали в порядке, не теряя мужества, и каждый шаг вперед стоил Наполеону лучшей крови героев его. Он должен был смущаться духом: уже судьба грозила ему.
14 мая от Герлица пошли мы к Лаубану, старинному городку на границе Силезии. Наша рота была причислена к гвардейской артиллерии 5-го корпуса, под начальство генерала Костенецкого: ее хотели расформировать, но в уважение того, что носила имя славного партизана Фигнера, оставили — он сам хлопотал об этом.
Во время переправы нашего арьергарда чрез р. Нейссе, в Герлице, произошла сильная перестрелка. Рота артиллерии подполковника Нестеровского, занимавшая берег по сю сторону, защищала переправу через мост, который вскоре был сожжен, оставшиеся маркитанты с повозками бросились вброд и все попались в руки французам.
На другой день отступили мы опять в Силезию и пришли к мес. Левенбергу, тут расположились биваками на прекрасной долине, окруженной высотами и пересекаемой ручейками. Жители с трепетом ожидали французов и сетовали на нас, что мы за них не устояли. «Погодите, чем кончится!» — говорили мы им в утешение, не зная сами, что будет впереди.
По армии вышел строгий приказ от главнокомандующего, графа Витгенштейна, о прекращении мародёрства: не велено посылать в селения фуражиров, не позволено брать нигде соломы и дров, потому что мы вступили во владения наших союзников, пруссаков. В Саксонии, напротив того, где что попадалось под руки, позволялось брать даром.
Слухи были, что французы отступают и перестали нас преследовать; иные говорили, что главные силы их потянулись к Берлину и Глогау. Союзная армия наша разделилась на две части: Блюхер с пруссаками пошел чрез Бунцлау прикрывать дорогу на Бреславль, а Барклай де-Толли с рускими придерживался границ Богемии — это было самое благоразумное средство побудить австрийцев ко вступлению в союз с нами.
Чрез гористые места прошли мы до Гольдберга; вправо слышали канонаду. В 14 верстах от нас, при м. Гейнау, Блюхер сделал кавалерийскую засаду из 20 эскадронов на французский авангард, много порубил, взял в плен и отнял 4 пушки с зарядными ящиками.
Здесь Силезия красотой видов не уступает окрестностям Дрездена. Жители не оставляли домов своих, потому что никто не смел коснуться их собственности военной рукой, и они за всё брали с нас добрые гроши[2]. Солому и дрова мы находили на местах биваков приготовленными, а довольствовались своими сухарями и кашицей.
15 мая, после дневки при Гольдберге, не доходя трех верст до м. Яура, расположились мы на высотах против с. Геннерсдорф и слышали в авангарде канонаду. Недалеко от нас стояла гвардия. Государь император изволил проезжать по фронту, и гвардейцы встречали его криком «ура!»
Потом перешли мы за м. Стригау. Многие жители выезжали отсюда с имуществом и выгоняли скот свой: они страшились мщения французов. Здесь поймали несколько шпионов.
Два дня стояли мы на месте. Для союзной армии избиралась новая позиция за Швейдницем, у подошвы Исполинских гор (Riesengebirge). Слухи были, что генерал Винценгероде, с русскими и 8 000 пруссаков, занял Лейпциг, что французы в тылу своей армии претерпевают поражения, но что и сами французы около Бреславля, будто бы, отняли у нас 6 пушек и артиллерийский парк с снарядами.
Граф Милорадович стал командовать 3-м и 5-м корпусами; в авангарде начальствовал граф Пален. Главнокомандующим российскими войсками назначен генерал Барклай-де-Толли.
19 мая прошли мы чрез старинный укрепленный город Швейдниц и вступили в общую позицию союзных войск.
Швейдниц древний город. Ветхая ограда его была теперь исправлена свежими насыпями, при всем том, едва ли можно было в нем держаться: надлежало уничтожить предместья и напустить в ров воды, в наружных пристройках крепости надлежало истребить сады и огороды. Впрочем, город с крепостью довольно обширен; дома внутри большие кирпичные и столько же ветхие, как угрюмые их обитатели. Лавки были все заперты, кроме некоторых с мелочными товарами. Наши ассигнации были не в цене: за сторублевую давали 18 талеров и то неохотно.
За городом, в двух верстах, линия боевой позиции простиралась версты на четыре по высотам, вдоль речки; по линии и на флангах строились редуты для батарей. Местоположение в военном отношении было довольно выгодное, только не обширное: правый фланг с отлогим скатом весьма обнаруживался и подвергался обходу — вся армия не могла бы тут поместиться. Кажется, ключом позиции полагали впереди крепость Швейдниц, но если бы неприятель обошел и сбил правый фланг, то армия с трудом могла бы скрыться в Исполинские горы.
Тут опять сошлись мы с пруссаками. Перед вечерней зарей заиграла музыка во всех полках: прусская отличалась кларнетами и валторнами, а наша — барабанами и флейточками.
Опять два дня стояли мы на месте. Погода была ясная, сухая, и пыль несносная; среди дня было довольно жарко. Около речек, обсаженных ивами, — приятная прохлада; я освежился купаньем в мутных струях ручейка, обтекавшего нашу боевую позицию.
В авангарде слышна была канонада. Между тем начались переговоры о перемирии.
По слухам, положение неприятельской армии представлялось весьма невыгодным. Наполеон со всех сторон окружаем был врагами.
Положение союзных войск у подошвы Исполинских гор утверждалось на крепостях Зильберберг, Глац и Нейссе, лежащих на хребте, у границ австрийских владений. Если бы французы нас сбили под Швейдницем, то мы как-нибудь ушли бы в горы, под защиту этих крепостей, а если бы они, оставив нас в горах, стали бы углубляться в Польшу, тогда бы мы в тылу их могли прервать сообщение с Эльбой. Однако, несмотря на то, что французы 20 мая заняли Бреславль на Одере, Наполеон поспешил заключить перемирие. Армия его была хотя многочисленнее нашей, но рассеяна и в худом положении: конница его вовсе не годилась и не давала ему никакой надежды обезопасить тыл своей армии, если бы он вздумал идти далее. Наполеон ожидал вспомогательных войск от рейнских своих союзников и должен был снова устроить корпуса, госпитали и парки. Нерешимость Австрии заставляла его опасаться, чтобы при углублении его в Польшу, она явно не восстала и занятием Дрездена не отрезала ему сообщения с Рейном. Такие обстоятельства побудили Наполеона охотно принять перемирие. Он надеялся на хитрость своей дипломатии и думал, что успеет склонить к себе Австрию. Но, кажется, он более бы выиграл, если бы безостановочно шел к Варшаве. Тогда мог бы он присоединить к себе несколько десятков тысяч старых воинов, оставленных им в крепостях на Одере и на Висле, разрушил бы все военные учреждения, депо, магазины продовольствия союзников, в герцогстве Варшавском, и особенно в Пруссии, которую бы сверх того мог разорить до основания. Правда, война дошла бы до последней крайности, но будучи сильнее союзников в средствах и обладая общим страхом народов в свою пользу, он мог бы побудить врагов своих просить выгодного для него мира — стоило бы только заблаговременно успокоить Австрию уступкой завоеванных им провинций Иллирии, Силезии и проч., но уже гений Наполеона старился: потери и слабость многочисленной армии юношей отклоняли его от великих предприятий.
Положение союзников было опаснее. Пруссия находилась в худом состоянии. Ее ополчение, хотя вначале произведенное с энтузиазмом, не было устроено; еще многого недоставало для полного вооружения нации; потери в сражениях Люценском и Бауценском были значительны; при дальнейшем углублении французов в Силезию и Бранденбургию пруссаки лишились бы даже способов вооружения и продовольствия войск. Россия, слишком удаленная от своих источников, имела большую нужду в укомплектовании войск, в снабжении их ремонтами и всякого рода припасами. Требовалось время кончить дипломатические переговоры в свою пользу: ввести в союз Австрию, Швецию и побудить Англию к содействию союзникам деньгами и оружием. Таким образом, обе враждующие силы нуждались в отдохновении, но менее всех имел в том нужды Наполеон — союзникам перемирие было необходимо, и на этот раз дипломатия их перехитрила своенравную политику Наполеона.
Примечания[править]
- ↑ Норвен (Vie de Napoléon par Norvins, 1829. Paris), описывая Бауценское сражение (Tom. IV. pag. 68), говорит: «Alors le maréchal força Preititz avec trois divisioins; mais tout-à-coup pris en flanc par l’artillerie, que Blücher faisait descendre de Klein-Bautzen, égaré par l’erreur du combat, Ney oublie la direction d’Hochkirch, et au lieu d’avancer à gauche, gravit sur la droite les hauteurs qui dominent Klein-Bautzen. Ainsi fut manquée cette grande manoeuvre, qui devrait couper la retraite aux alliés.», — то есть: «Маршал Ней, — посланный Наполеоном для обхода правого фланга союзников против Барклая-де-Толли, которого он теснил, — взял тремя дивизиями Прейтиц, но вдруг, принятый во фланг артиллерией, спущенной Блюхером от Малого Бауцена, Ней обманулся замешательством битвы, забыл направление к Гохкирхену и вместо того, чтобы подвигаться влево, принял вправо на высоты, командующие Малым Бауценом. Чрез то не исполнилось великое предприятие Наполеона отрезать ретираду Союзникам». Эта батарея была та самая, с которой я, без всякого приказания от Блюхера, по собственному соображению спустился и, подавшись влево флангом, открыл меткую стрельбу во фланг французам, шедшим густыми колоннами на Барклая.
- ↑ В Пруссии ходячая монета есть так называемые худые или добрые гроши (schlechte oder gute Groschen): мелкое серебро, с большей или меньшей примесью меди.
