1.
Внезапно послышались неторопливые шаги и говоръ.
Развѣдчики испуганно переглянулись, низко-низко припали къ травѣ и затаили дыханье. Безпечныя загорѣлыя лица сразу сдѣлались серьезными и сосредоточенными.
— Черти полосатые, — чуть слышно прошептал широколицый, рябоватый рядовой Голоцюкъ.
Другіе развѣдчики посмотрели на него зло и угрожающее.
— Молчи, м… м… морда!.. Съ ума спятилъ… Услышатъ…
Въ лощинѣ было уже темно и по весеннему свѣжо. Остро пахло болотомъ и зеленымъ камышемъ. Гдѣ-то, ни далеко, ни близко, трещала лягушка. Отъ сырости слегка знобило.
Развѣдчики, какъ были, неудобно повернувъ головы, внимательно всматривались въ ту сторону, откуда послышались голоса и шорохъ шаговъ. Въ разсѣянномъ, сумеречномъ свѣтѣ, по краю лощины, шли двое. Одинъ съ саблей и биноклемъ въ рукахъ, очевидно, офицеръ, другой съ винтовкой — солдатъ. Офицеръ изрѣдка подносилъ къ глазамъ бинокль, внимательно осматривался, а потомъ что-то говорилъ юношескимъ, звонкимъ голосомъ солдату. Солдатъ добродушно и спокойно отвѣчалъ.
Развѣдчики вопросительно переглянулись. Вздохнули. Смуглые лбы чуть разгладились.
— Снимемъ?
— А тамъ, за ними никого нѣтъ? Еще напоремся.
— Кажись, нѣтъ.
Потомъ опять вопросительно переглянулись и кое-кто перекрестился.
— Ишь, офицеръ найшелся! Мы его живо доставимъ ротному.
Поползли осторожно, стараясь не стучать прикладами. Когда до нѣмцевъ оставалось шаговъ пять, молоденькій офицеръ вдругъ остановился, прислушался и посмотрѣлъ въ ту сторону, откуда ползли развѣдчики. А потомъ что-то серьезно сказалъ солдату. Солдатъ усмѣхнулся и коротко отвѣтилъ, не убавляя шага.
На мигъ развѣдчики оцѣпенѣли, а потомъ разомъ, какъ то безпорядочно вскочили на ноги и вразбродъ кинулись на нѣмцевъ. Впереди съ винтовкой на перевесъ, согнувшись и смѣшно передвигая грязными сапогами, бѣжалъ Голоцюкъ.
— Сдавайся, ваше благородіе! Сдавайся… Нечего тутъ.
Офицеръ-нѣмчикъ отъ испуга и неожиданности вздрогнулъ и уронилъ бинокль. Хватился за револьверъ, но впопыхахъ никакъ не могъ отстегнуть крышку кобуры. А когда отстегнулъ — было уже поздно: Голоцюкъ отбросилъ винтовку въ сторону и для чего-то дернулъ нѣмчика за лѣвый рукавъ, да такъ, что сукно затрещало.
— Сдавайся, ваше благородіе! лучше будетъ. Пропало…
Солдатъ въ каскѣ, сопровождавшій офицера, громко выругался и хотѣлъ выстрѣлить, но одинъ изъ охотниковъ выбилъ изъ его рукъ ружье.
— Сдавайся, нѣмецкая образина! Сдавайся!
Нѣмецъ безпомошно посмотрѣлъ на охотниковъ и смѣшно пошевелилъ безцвѣтными, подстриженными усами.
— Что, герръ, попался. Эхъ, ты…
— Я сдавалься… сдаваюсь… — сказалъ немецъ и попытался улыбнуться.
Черезъ часъ, съ большими затрудненіями, пробираясь съ пригорка на пригорокъ, ползкомъ, отрядъ охотниковъ завидѣлъ въ темнотѣ огоньки нашего расположенія.
2.
Ротный командиръ В. сидѣлъ у себя въ избѣ и, при свѣтѣ огарка, вставленнаго въ горлышко бутылки, писалъ письмо женѣ, когда денщикъ доложилъ, что отрядъ охотниковъ взялъ въ плѣнъ непріятельскаго офицера.
— Кто-жъ это такъ постарался? — спросилъ ротный, откладывая въ сторону листки мелко-мелко исписанной бумаги.
— Голоцюкъ, ваше благородіе.
— Молодецъ Голоцюкъ. Какъ же это онъ такъ ухитрился?
— Такъ, что ходилъ умѣстѣ съ прочими на развѣдку, та’й спіймалы нѣмца, — доложилъ денщикъ малороссъ и конфузливо добавилъ, — тилько, дивлюсь, шо ихъ благородіе плѣнный охвицеръ дуже молодой. Якъ дытына.
Ротный улыбнулся.
— Поди, пришли сюда переводчика, да прикажи привести плѣннаго. Ступай.
Узнавъ, что наши охотники взяли въ плѣнъ нѣ-
1.
Внезапно послышались неторопливые шаги и говор.
Разведчики испуганно переглянулись, низко-низко припали к траве и затаили дыхание. Беспечные загорелые лица сразу сделались серьёзными и сосредоточенными.
— Черти полосатые, — чуть слышно прошептал широколицый, рябоватый рядовой Голоцюк.
Другие разведчики посмотрели на него зло и угрожающее.
— Молчи, м… м… морда!.. С ума спятил… Услышат…
В лощине было уже темно и по-весеннему свежо. Остро пахло болотом и зелёным камышом. Где-то, ни далеко, ни близко, трещала лягушка. От сырости слегка знобило.
Разведчики, как были, неудобно повернув головы, внимательно всматривались в ту сторону, откуда послышались голоса и шорох шагов. В рассеянном, сумеречном свете, по краю лощины, шли двое. Один с саблей и биноклем в руках, очевидно, офицер, другой с винтовкой — солдат. Офицер изредка подносил к глазам бинокль, внимательно осматривался, а потом что-то говорил юношеским, звонким голосом солдату. Солдат добродушно и спокойно отвечал.
Разведчики вопросительно переглянулись. Вздохнули. Смуглые лбы чуть разгладились.
— Снимем?
— А там, за ними, никого нет? Ещё напоремся.
— Кажись, нет.
Потом опять вопросительно переглянулись и кое-кто перекрестился.
— Ишь, офицер нашёлся! Мы его живо доставим ротному.
Поползли осторожно, стараясь не стучать прикладами. Когда до немцев оставалось шагов пять, молоденький офицер вдруг остановился, прислушался и посмотрел в ту сторону, откуда ползли разведчики. А потом что-то серьёзно сказал солдату. Солдат усмехнулся и коротко ответил, не убавляя шага.
На миг разведчики оцепенели, а потом разом, как-то беспорядочно вскочили на ноги и вразброд кинулись на немцев. Впереди с винтовкой наперевес, согнувшись и смешно передвигая грязными сапогами, бежал Голоцюк.
— Сдавайся, ваше благородие! Сдавайся… Нечего тут.
Офицер-немчик от испуга и неожиданности вздрогнул и уронил бинокль. Хватился за револьвер, но впопыхах никак не мог отстегнуть крышку кобуры. А когда отстегнул — было уже поздно: Голоцюк отбросил винтовку в сторону и для чего-то дернул немчика за левый рукав, да так, что сукно затрещало.
— Сдавайся, ваше благородие! Лучше будет. Пропало…
Солдат в каске, сопровождавший офицера, громко выругался и хотел выстрелить, но один из охотников выбил из его рук ружьё.
— Сдавайся, немецкая образина! Сдавайся!
Немец беспомошно посмотрел на охотников и смешно пошевелил бесцветными, подстриженными усами.
— Что, герр, попался? Эх ты…
— Я сдавалься… сдаваюсь… — сказал немец и попытался улыбнуться.
Через час, с большими затруднениями, пробираясь с пригорка на пригорок, ползком, отряд охотников завидел в темноте огоньки нашего расположения.
2.
Ротный командир В. сидел у себя в избе и при свете огарка, вставленного в горлышко бутылки, писал письмо жене, когда денщик доложил, что отряд охотников взял в плен неприятельского офицера.
— Кто ж это так постарался? — спросил ротный, откладывая в сторону листки мелко-мелко исписанной бумаги.
— Голоцюк, ваше благородие.
— Молодец Голоцюк. Как же это он так ухитрился?
— Так, что ходил уместе с прочими на разведку, та’й спиймалы немца, — доложил денщик-малоросс и конфузливо добавил: — Тилько, дивлюсь, шо их благородие пленный охвицерь дуже молодой. Як дытына.
Ротный улыбнулся.
— Поди, пришли сюда переводчика, да прикажи привести пленного. Ступай.
Узнав, что наши охотники взяли в плен не-
