— 438 — расходятся. Пухта п Бринцъ, вмѣстѣ съ ихъ многочисленными послѣдователями, думали, что привилегіи нельзя опереть ни на какое объективное право, и что онѣ зависятъ цѣликомъ отъ власти и воли конце-дентовъ, т.-е. жалующихъ ихъ лицъ. Но если привилегія есть право и производитъ юридическія послѣдствія, то она должна быть приведена въ какую-нибудь связь съ дѣйствующимъ правопорядкомъ, и концедента привилегіи, если имъ оказывается даже абсолютный монархъ, нельзя пе мыслить, какъ лицо, надѣленное извѣстными правовыми качествами.
Другое мнѣніе, принятое особенно въ старой юриспруденціи, видѣло въ основаніи привилегій договоръ между главой государства и лицомъ, получающимъ привилегію, и такимъ обоснованіемъ хотѣло оградить привилегіи отъ произвола государственной власти. Но теперь это мнѣніе оставлено въ виду того, что переносить теорію государственнаго договора на отношенія между частнымъ лицомъ и государственной властью признано неправильнымъ, и, затѣмъ, договоръ можетъ служить только побудительнымъ мотивомъ, а нс основаніемъ для привилегій, всегда представляющихъ собой односторонніе акты государственной власти. Это можно видѣть, папр., на законахъ, регулирующихъ положеніе католической церкви на основаніи конкордатовъ съ римской куріей, или на таможенныхъ законахъ, издаваемыхъ въ связи съ торговыми трактатами между двумя или нѣсколькими государствами.
Наконецъ, по господствующему теперь воззрѣнію, привилегіи суть акты законодательной власти, устанавливающіе субъективныя права, какъ исключенія изъ общаго правила. Законодательство ставитъ, по этому воззрѣнію, какъ абстрактныя, такъ и конкретныя нормы, поручая въ нѣкоторыхъ случаяхъ, въ виду облегченія своей задачи, установленіе конкретныхъ нормъ и другимъ органомъ государственнаго управленія. Отсюда—раздѣленіе привилегій на законодательныя и административныя. Но въ обоихъ случаяхъ основаніемъ привилегій считается исключительный законъ, стоящій независимо отъ общей нормы и такъ же необходимый, какъ и достаточный для понятія привилегіи.
Противъ этого воззрѣнія справедливо возстаетъ ІІІтамнлеръ, указывая на его противорѣчіе понятію права и существеннѣйшему изъ признаковъ этого понятія. Право есть, прежде всего, внѣшняя власть, требующая себѣ подчиненія со стороны всѣхъ, и отличная отъ произвола именно тѣмъ, что'ей повинуются всѣ, включая сюда и органы правосоздапія— по крайней мѣрѣ, до тѣхъ поръ, пока существующее право не отмѣнено пли не замѣнено другимъ. Право должно оставаться правомъ, и если отъ него уклоняются въ отдѣльныхъ случаяхъ, оставляя его въ цѣломъ неотмѣненнымъ, то это будетъ уже не право, а нарушеніе нрава и произволъ, все равно, оп» кого бы такое уклоненіе ни исходило: абсолютнаго монарха, парламента или непосредственнаго народоправства. Напрасно было бы думать, что органы законодательства не могутъ со-
