лія? — спросилъ затѣмъ капитанъ, обращаясь къ охотникамъ, ходившимъ по палубѣ.
Они отрицательно покачали головой, при чемъ одинъ изъ нихъ сдѣлалъ какое-то шутливое замѣчаніе, которое я не разслышалъ и которое вызвало общій смѣхъ.
Волкъ Ларсенъ обратился съ тѣмъ же вопросомъ къ матросамъ. Библія и молитвенникъ были, повидимому, рѣдко встрѣчающейся вещыо среди этихъ людей; но одинъ изъ матросовъ вызвался сходить внизъ и спросить у смѣнныхъ вахтенныхъ, но черезъ минуту онъ возвратился съ отвѣтомъ, что и у нихъ нѣтъ требуемой книги.
Капитанъ пожалъ плечами. — Ну, въ такомъ случаѣ мы его опустимъ безъ лишней болтовни, если только человѣкъ, котораго мы нашли за бортомъ, не знаетъ погребальныхъ молитвъ; онъ похошъ на священника.
Съ этими словами онъ повернулся ко мнѣ, и посмотрѣлъ мнѣ въ лицо.
— Вы священникъ, не такъ ли? — спросилъ онъ.
Охотники — ихъ было шесть — повернулись и посмотрѣли на меня. Я съ болью сознавалъ, что я больше всего походилъ на воронье пугало. Раздался смѣхъ, и этотъ смѣхъ не былъ ни тише, ни мягче отъ того, что мертвый человѣкъ съ своей насмѣшливой улыбкой лежалъ тутъ же на полу передъ нами; этотъ смѣхъ былъ также громокъ, грубъ и откровененъ, какъ само море; ибо онъ исходилъ изъ грубыхъ чувствъ и притупленной чувствительности этихъ грубыхъ натуръ, которыя и не подо-
