только приписывая ихъ смиренію, присущему каждому благоразумному человѣку.
Наше положеніе казалось намъ еще печальнѣе потому, что морозы, сковавшіе окружающія насъ болота, дѣлали ихъ доступными для ѣзды и значительно сокращали путь изъ Петербурга въ Сибирь, вслѣдствіе чего большая часть кибитокъ со ссыльными проѣзжала мимо моихъ оконъ. Однажды, увидѣвъ у одной избы кибитку, не похожую на обыкновенную крестьянскую, я послала лакея спросить, кому она принадлежитъ; владѣлецъ ея въ свою очередь спросилъ лакея, чей онъ, и, узнавъ мою фамилію, онъ попросилъ разрѣшенія посѣтить меня, говоря, что состоитъ въ родствѣ со мной, вслѣдствіе брака его дяди съ одной моей родственницей. Хотя мнѣ въ моемъ положеніи было не до гостей и не хотѣлось ихъ принимать, я все-таки велѣла позвать его, думая, что можетъ быть буду въ состояніи чѣмъ-нибудь помочь ему. Чтобы завязать разговоръ, я спросила его, въ какомъ родствѣ онъ состоитъ со мной. Онъ сказалъ мнѣ, что двоюродный братъ его покойной матери, Разваринъ, былъ женатъ первымъ бракомъ на отдаленной родственницѣ моей матери. Онъ дрожалъ всѣмъ тѣломъ, говорилъ заикаясь и лицо его искажалось судорогой. «Не больны ли вы?» — спросила я его. — «Нѣтъ, княгиня, — отвѣтилъ онъ, — я, вѣроятно, такимъ и останусь на всю жизнь». Затѣмъ онъ разсказалъ мнѣ, что нѣкоторые его товарищи, гвардіи унтеръ-офицеры, держали предосудительныя рѣчи о государѣ; на нихъ донесли и онъ оказался запутаннымъ въ это дѣло; онъ былъ подвергнутъ пыткѣ, вывихнувшей ему всѣ члены; его товарищи были сосланы въ Сибирь, а онъ самъ былъ исключенъ со службы и получилъ приказаніе отправиться на жительство въ Вологодскую губернію, въ помѣстье своего дяди. Мнѣ было такъ тяжело, что я сократила его посѣщеніе, и долго еще меня преслѣдовалъ образъ этого молодого человѣка съ вывихнутыми членами и, такъ сказать, разорванными нервами.
Вскорѣ меня посѣтили госпожа Воронцова съ дочерью.
