Страница:Полное собрание сочинений В. Г. Короленко. Т. 4 (1914).djvu/309

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница выверена


онъ не могъ придираться, ибо могъ получить взаимное оскорбленіе!“

„Этого выраженія Сморгунеръ не цитировалъ и вообще на эти слова никѣмъ не было обращено вниманія. Да, наконецъ, оно не могло относиться, помимо самого Колокольцова, къ его сослуживцамъ и къ цѣлому полку“.

Справедливо указавъ на то, что полковникъ Сташевскій имѣлъ полную возможность обратиться къ предсѣдателю суда или прокурору, которые не преминули бы разъяснить „недоразумѣніе“ и убѣдить его, что изъ устъ Сморгунера не исходили оскорбительныя слова ни по чьему адресу, — г-нъ Джорджикіа утверждаетъ, что убійцѣ и не нужно было выясненіе истины. „Просто онъ остался недоволенъ приговоромъ, вообразивъ виновникомъ его моего защитника, кровожадно расправился съ нимъ, кстати избравъ мѣстомъ мщенія канцелярію суда… Сморгунеръ убитъ за то, что онъ стоялъ за правду, за то, что около него сгруппировалась вся мѣстная интеллигенція, чуждая интригъ, низкопоклонничества и заискиваній“. Своею крошечной газетою, „Русскій Туркестанъ“, Сморгунеръ язвилъ окраинные порядки…[1].

Хотѣлось бы думать что хоть этотъ яркій примѣръ послужитъ къ просвѣтленію извращенныхъ понятій о чести, жертвою которыхъ сдѣлался покойный. Застрѣлить опытной рукой человѣка въ черномъ сюртукѣ, не умѣющаго защищаться, застрѣлить съ вѣроятностью несоразмѣрно легкаго наказанія, — нѣтъ, въ этомъ не можетъ быть ни мужества, ни истиннаго достоинства, ни чести. А вотъ, стоять на своемъ посту, въ сознаніи гражданскаго долга, презирая гоненія и опасность, какъ устоялъ до конца Сморгунеръ, въ этомъ есть и честь, и мужество, и та истинная красота, которую одну только должно цѣнить, передъ которой одной должны преклоняться всѣ мы, безъ различія профессій и состояній.

Газеты сообщаютъ, что семья Сморгунера осталась безъ всякихъ средствъ къ существованію.

1899.
  1. Заимствуемъ изъ „Россіи“, 29 сентября, № 154.
Тот же текст в современной орфографии

он не мог придираться, ибо мог получить взаимное оскорбление!»

«Этого выражения Сморгунер не цитировал и вообще на эти слова никем не было обращено внимания. Да, наконец, оно не могло относиться, помимо самого Колокольцова, к его сослуживцам и к целому полку».

Справедливо указав на то, что полковник Сташевский имел полную возможность обратиться к председателю суда или прокурору, которые не преминули бы разъяснить «недоразумение» и убедить его, что из уст Сморгунера не исходили оскорбительные слова ни по чьему адресу, — г-н Джорджикиа утверждает, что убийце и не нужно было выяснение истины. «Просто он остался недоволен приговором, вообразив виновником его моего защитника, кровожадно расправился с ним, кстати избрав местом мщения канцелярию суда… Сморгунер убит за то, что он стоял за правду, за то, что около него сгруппировалась вся местная интеллигенция, чуждая интриг, низкопоклонничества и заискиваний». Своею крошечной газетою, «Русский Туркестан», Сморгунер язвил окраинные порядки…[1].

Хотелось бы думать что хоть этот яркий пример послужит к просветлению извращенных понятий о чести, жертвою которых сделался покойный. Застрелить опытной рукой человека в черном сюртуке, не умеющего защищаться, застрелить с вероятностью несоразмерно легкого наказания, — нет, в этом не может быть ни мужества, ни истинного достоинства, ни чести. А вот, стоять на своем посту, в сознании гражданского долга, презирая гонения и опасность, как устоял до конца Сморгунер, в этом есть и честь, и мужество, и та истинная красота, которую одну только должно ценить, перед которой одной должны преклоняться все мы, без различия профессий и состояний.

Газеты сообщают, что семья Сморгунера осталась без всяких средств к существованию.

1899.
  1. Заимствуем из «России», 29 сентября, № 154.