то совсем близко, кажется, что рядом. Все смотрят на бревенчатый потолок, и каждый с волнением думает: «Пробьет или не пробьет?»
Снова свист. Все вжимают головы в плечи и затихают. Каждому кажется, что снаряд попадет в самую середину окопа. Вбегает наблюдатель. Его застал обстрел возле площадки, где играли в городки.
— Фу-ты, черт! — говорит он, отдышавшись.
Опять разрыв. Потом опять.
В землянке тишина. Никто не говорит, потому что если будет разговор, то за словами не услышишь предательского свиста. Пользуются промежутками между разрывами и бросают короткие фразы:
— Что это он? Открыл батарею, что ли?
— Вот черт!
— Я едва утек…
— А, чтоб ему…
В окопе часов нет, но кажется, что они есть, и даже как будто слышен отчетливый счет секунд.
Минуты три тихо.
— Ну, буду тикать до своей хаты, — говорит наблюдатель и выходит из землянки.
До землянки телефонистов и наблюдателей довольно далеко. Она с левого края батареи.
— Да чего вам? Сидите. Еще попадете под разрыв.
Наблюдатель останавливается в нерешительности и возвращается назад.
— И то правда. Ну его к черту! Еще ранит!
Слышится свист и разрыв. Совсем близко.
— Это телефонный окоп завалило, — говорит наблюдатель, скручивая цигарку.
— Откуда вы знаете?
— Да ниоткуда. Так. Чувствую.
Еще четверть часа немец бьет вокруг да около батареи своими шестидюймовыми «поросятами».
Бьет он неуверенно и редко. Это доказывает, что батарея не открыта, потому что, открыв батарею, немец не жалеет снарядов, и бывали случаи, когда он выпускал их до шестисот в полчаса.
Обстрел окончен. Наши соседи, гаубичные батареи, заставили «германа» замолчать. Кажется, даже обнаружили немецкую батарею, которая обстреливала наш район.
Мы выходим на линейку. Батарею не узнать. Часть ма-
._С_фронта_первой_мировой_войны._стр._32.jpg&oldid=5122876){kind=link}