ТАК УМИРАЕТ РУССКИЙ СОЛДАТ
В нашей землянке людно и дымно. Играют в лото. Со стороны третьей батареи слышится редкая пальба. Каждый выстрел ударяет в стекла, как тугой резиновый мяч, и стекла дребезжат.
Разговаривают о женах, детях, родных и о родном селе или городе.
На минуту перестрелка стихает. Потом раздается одинокий тугой выстрел, и сейчас же вслед за ним дробный, резкий разрыв. Словно кто швырнул к нам в окно горсть дроби.
— Наверное, попал в зарядный ящик или восьмидюймовый бризант, — говорит кто-то.
— Побежать поглядеть?
— А ну, на самом деле…
— Что такое?..
Мы выскакиваем из землянки, оставляя на столе в лирическом беспорядке фишки, карты и бочонки.
По ту сторону шоссе, над зеленой маскировкой третьей батареи, стоит тяжелое, желтовато-черное облако дыма, и в воздухе пахнет горелым порохом.
— Разрыв…
— Да. И здоровый разрыв.
— На самой батарее…
Из телефонного окопа вылезает старший телефонист. Все к нему.
— Что такое? Разрыв? Ранен кто-нибудь?
— Разрыв, — говорит старший телефонист. — Снаряд разорвался перед самым орудием. Не успел вылететь — тр-р-рах! Продают нас… собственными снарядами бьют… Ранены наводчик и один номер.
Солдаты, у которых есть в третьей батарее «земляки», не на шутку взволнованы и бледны. Среди них Колыхаев и наш наводчик Ковалев. У них обоих есть «землячки» в третьей батарее.
— А кто ранен, вы не знаете?
— Какого орудия наводчик?
Старший телефонист пожимает плечами:
— Не знаю. Не спрашивал.
— А тяжело ранены?
— Один тяжело — живот распороло осколком, а другой полегче, хотя тоже тяжело… но не так.