— Пожалуйста, узнайте по телефону, кто ранен.
Расходятся по землянкам в томительной неизвестности. Продолжают играть в лото и разговаривать о женах, детях и близких. У Колыхаева и Ковалева на лицах печать заботы и тревоги. Видно, что сердца у них не на месте и что они до тех пор не успокоятся, пока все не разъяснится. Через пять минут в землянку входит разведчик.
— Ну что, узнали, кто ранен? — спрашивает Колыхаев.
— Узнали.
— Кто?
— Да я не знаю, не достоверно… — мямлит разведчик.
— Стародубцев ранен?.. — спрашивает Колыхаев, прочитав правду в глазах у разведчика.
— Да, Стародубцев.
(Стародубцев — «земляк» Колыхаева.)
— Что ж, сильно?
— Здорово.
Колыхаев меняется в лице:
— Помрет?
— Не знаю… Наверное, выживет… Хотя… кто его знает… Доктор…
Колыхаев берется за фуражку.
— Надо идти.
В дверях он останавливается.
— А еще кто ранен? Другой?
— Сурик.
— А…
Больше ничего. Сурик не «земляк» Колыхаева.
Я иду вместе с Колыхаевым в третью батарею. Возле землянки, где жил раненый, несколько человек с озабоченными лицами. Колыхаев сгибает спину и спускается в землянку. Я — за ним. На нарах лежит Стародубцев. Лицо у него спокойное и бледное, но видно, что ему очень больно. Глаза полузакрыты. И оттого, что серый день глядит скупо в маленькое окошечко, на веках у раненого лежит зеленоватый свет. Возле него фельдшер и доктор. У фельдшера в руках таз с окровавленной водой, а на полу какие-то вымоченные в крови тряпки. Живот у Стародубцева забинтован. На рубахе красные пятна. Доктор держит раненого за пульс. Несколько человек увязывают вещи раненого, которого сейчас отвезут на станцию З., в госпиталь. Возле двери молоденький офицер, начальник Стародубцева. Он смо-