Но вот все готово. Убирают трапы. На баржи прыгают последние матросы. Визжат лебедки, накручивающие якорные цепи.
С передних барж передают на буксир остальные канаты, и «Рени», методично бурля винтом, натягивает их. Течение поворачивает баржи боком.
Набережная уходит. Бурлит вода. Баржа движется без единого толчка, без единого намека на движение. С буксира что-то кричат в рупор.
Дунай сейчас удивительно красив — потерял собственный некрасивый цвет и преобразился в закатное небо, стал голубовато-розовым и удивительно гладким. Как зеркало.
Городок Г. уходит. Вот он уже потонул в садах. Лишь на пристани белеет и блестит ожерельем иллюминаторов флагманский корабль адмирала, начальника Р-ского гарнизона. И как странно видеть на этом жизнерадостном фоне, на этой палитре вечерних красок защитные баржи, людей в защитном…
Мимо нас быстро проходит судно под румынским флагом. На палубе можно заметить синеватые мундиры румынских солдат.
Наши солдаты бросаются к бортам, машут фуражками, платками, и громкое «ура» льется по зеркалу реки, доходит до румынского судна и возвращается оттуда в ответ.
Два дня — путешествие по Дунаю. Однообразные берега, гладкие и поросшие пыльной кудрявой зеленью. Кое-где на прибрежных лугах пасутся стада буйволов, которые очень удивляют своим видом наших «землячков».
За все это двухдневное путешествие мы не останавливаемся ни разу, и все-таки связь с внешним миром поддерживается. Кое-где, когда мы проходим мимо приречных городков или сел, к баржам цепляются лодки, нагруженные арбузами. Завязывается оживленная торговля при помощи ведер, привязанных к длинной веревке, в которые грузят арбузы. Такие плавучие лавочки — наше единственное развлечение. От лодочников мы узнаем такие военные новости:
— Романешты… разбой… бон?
«Разбой» по-румынски — война.
— О, бон! Бон! Трансильваниия бон!