причем обстреляли из пулемета несколько батарей, резервы и бросили до сорока бомб.
Только благодаря счастливой случайности лошади были в это время на водопое за восемь верст. Этот налет не причинил нам решительно никакого вреда.
Наши авиаторы, конечно, поспешили отдать неприятелю визит и в обед вернулись обратно, принеся известие, что в ближайших тыловых деревнях противника замечено сильное накапливание сил.
Немедленно же пехотой была произведена разведка, которая установила смену неприятельских полков и прибытие приблизительно двух новых дивизий — турецкой и немецкой.
Серьезного наступления не ждали, но все-таки приняли меры предосторожности: подтянули резервы, выставили заставы, а артиллерия выслала на наблюдательные пункты офицеров.
На следующие сутки я дежурил у телефона в пехотных окопах, поддерживая связь роты с батареей. Со мной в яме, похожей на могилу, сидели еще один телефонист и наблюдатель.
Пришли мы на дежурство вечером, когда уже стемнело.
Ночь была звездная. У неприятеля тихо.
Ротный командир не спал и был готов ко всяким случайностям.
Позади окопов маячили на фоне звездного неба часовые. В полночь была произведена смена секретов. Пришедшие с разведки донесли, что неприятель работает над проволочным заграждением — ставит колья и рогатки.
Это немного успокоило: перед наступлением никто не станет усиливать свои позиции.
Под утро я заснул и проснулся лишь к восьми часам.
Разбудила маня граната, резнувшая воздух над нашей ямой.
Наблюдатель уже стоял у бруствера с «цейсом» и внимательно вглядывался в голубоватый утренний туман.
По всей нашей линии белели дымки от разрывов неприятельских шрапнелей. Беспорядочный треск становился все гуще и компактнее. Рядом с нами, по участку N-ской роты, несколько неприятельских мортирных и гаубичных