Наша армия решительно остановилась. Несколько попыток неприятеля продолжать начатое дело не имели успеха, и таким образом наступательные операции противника были остановлены.
Главное командование противника, очевидно, учло превосходное состояние и крепость нашей армии и отдало приказ к отступлению.
Отступление неприятельских сил в Добрудже представляло из себя довольно оригинальную картину.
Представьте себе следующее.
Воздушная разведка и наблюдения кавалерийских разъездов устанавливают нахождение неприятельских авангардов за восемь — десять верст от нашей передовой пехотной цепи. Согласно этим наблюдениям ночью наша пехота продвигается на семь верст вперед. Артиллерия выбирает позади нее удобные позиции, кавалерия размещается в ближайших деревушках, выставляются пикеты, заставы, разъезды. Одним словом, все готово для достойной встречи врага… И вдруг утром оказывается, что за десять верст кругом — ни одного неприятеля.
В недоумении мы двигаемся вперед. Однако в строгом порядке а осторожно, потому что на этой мякине нас не проведешь. От противника можно ожидать всяких фокусов, начиная от «мешка» и кончая глубоким фланговым обходом.
Идем сутки. Другие. На третьи наша кавалерия обнаруживает неприятельские цепи за двенадцать верст.
Передают:
— Противник окопался.
Ладно. И мы окопаемся. Ночью опять подходим вплотную к противнику. Вернее — к «предполагаемому противнику». А наутро оказывается, что его окопы пусты. Опять длинные переходы по хорошим шоссейным дорогам, опять въезды на позиции, занятие высот я прочее.
Наконец неприятель останавливается. Останавливаемся и мы. Впервые за долгое время передышки я вижу, как рвутся снаряды.
Наша батарея берет пристрелку по вражьим окопам. Враги — по нашим. Очевидно, ожидают наступления с нашей стороны. Но не так-то скоро! Русские выжидают момент и в конце концов ловят противника на удочку, которой он сам пользовался почти все время и у нас в Польше, и в Бельгии, и в Галиции.