— Нѣтъ, Томъ, это невѣроятно. Онъ былъ наспиртовавшись, я это хорошо видѣлъ; да притомъ, когда же онъ безъ этого и бываетъ? А я знаю, что когда мой отецъ налижется, то его хоть церковью по головѣ дуй, его не пройметъ. Онъ самъ это говоритъ. Такъ должно быть и съ Меффъ Поттеромъ, разумѣется. Но если человѣкъ совершенно трезвъ, то отправится на тотъ свѣтъ отъ такой колотушки, не спорю.
Послѣ новаго молчаливаго раздумья Томъ спросилъ:
— Гекки, ты готовъ держать языкъ за зубами?
— Томъ, намъ слѣдуетъ держать языкъ за зубами. Этотъ индѣйскій дьяволъ не задумается утопить насъ, какъ пару котятъ, если мы выболтаемъ все, а его не повѣсятъ. Слушай, Томъ, намъ надо поклясться другъ другу… это мы должны сдѣлать… поклясться, что будемъ молчать.
— Я согласенъ, Гекъ. Это самое лучшее. Возьмемся за руки и произнесемъ клятву въ томъ, что…
— О, нѣтъ, этого мало для такого случая. Это годится въ пустыхъ, обыденныхъ вещахъ… особенно съ дѣвочками, потому что онѣ все равно какъ-нибудь да выдадутъ васъ и выболтаютъ все, если расхорохорятся… Но въ такомъ важномъ дѣлѣ, какъ это, надо, чтобы было написано, и кровью.
Томъ одобрилъ такую мысль всей душою. Кругомъ было глухо, темно, страшно; время, обстоятельства, все окружающее соотвѣтствовало дѣлу. Онъ нашелъ чистую щепочку, лежавшую въ полосѣ луннаго свѣта, досталъ кусочекъ сурика изъ кармана, подсѣлъ такъ, чтобы свѣтъ падалъ на его работу, и съ усиліемъ вывелъ слѣдующія строки, прикусывая себѣ языкъ при каждой чертѣ внизъ и разжимая зубы, когда велъ черту кверху:
Гекъ Финнъ и |
Гекльберри пришелъ въ восхищеніе отъ графическаго искусства Тома и возвышенности его слога. Онъ вытащилъ булавку у себя изъ полы и хотѣлъ уколоть себѣ палецъ, но Томъ воскликнулъ:
— Стой! Не дѣлай этого. Тутъ можетъ быть зелень.
— Какая такая зелень?
— Ядовитая. Вотъ какая. Попробуй-ка проглотить ее, и тогда увидишь.
Онъ развернулъ послѣ этого нитку съ одной изъ своихъ иго-
