Страница:Тёмная личность (Катаев), 1912, стр. 12.jpg

этомъ послѣ, а покамѣстъ возвратимся къ нашему герою, къ несчастному, гонимому судьбою - Сашкѣ

ГЛАВА III.

Выйдя на улицу послѣ своего визита къ Куприну, Сашка постоялъ въ раздумьи, наконецъ тряхнулъ головой и пошелъ по мокрой отъ недавняго дождя улицѣ. Сумерки спустились, кое гдѣ горѣли фонари и ихъ свѣтъ скользилъ и переливался въ блескъ мокрыхъ тротуаровъ. По улицѣ сновали взадъ и впередъ автомобили, кареты… Слыхался стукъ копытъ, визжанье трамвая… Но далекъ былъ мислью отъ всего этого — репортеръ Сашка.

Онъ шелъ быстро неоглядываясь по сторонамъ. Дойдя до дома № 125 онъ вошелъ въ подъѣздь, посмотрѣлъ въ указателѣ № квартиры знаменитаго юмориста Аверченко и поднялся на второй этажъ по шикарной мраморной лѣстницѣ. Дверь была отперта и изъ нее падала яркая полоса свѣта и были слышны голоса, одинъ хриплый съ еврейскимъ акцентомъ, а другой… ну, да читатели сами знаютъ кто говорилъ за дверью. Не долго думая Сашка вошолъ въ дверь и остановился на порогѣ комнать. Его не замѣчали.

— Ей-богу, какъ честный еврей, подъ Пуришкевича я вамъ аванса не дамъ, не могу.

— Аверченко выпрямился, и глаза его сверкнули и… (о Боже!) и онъ съ жалобнымъ видомъ опустился передъ Корнфельдомъ на колѣни приговаривая:

— Ну не 50, ну 40, ну З5 что, вамъ жаль! что-ли?

— Ну такъ и быть 25 я

Тот же текст в современной орфографии

этом после, а покамест возвратимся к нашему герою, к несчастному, гонимому судьбою Сашке.

ГЛАВА III

Выйдя на улицу после своего визита к Куприну, Сашка постоял в раздумьи, наконец тряхнул головой и пошёл по мокрой от недавнего дождя улице. Сумерки спустились, кое-где горели фонари, и их свет скользил и переливался в блеск мокрых тротуаров. По улице сновали взад и вперёд автомобили, кареты… Слышался стук копыт, визжанье трамвая… Но далёк был мыслью от всего этого репортёр Сашка.

Он шёл быстро, не оглядываясь по сторонам. Дойдя до дома № 125, он вошёл в подъезд, посмотрел в указателе № квартиры знаменитого юмориста Аверченко и поднялся на второй этаж по шикарной мраморной лестнице. Дверь была отперта, из неё падала яркая полоса света и были слышны голоса — один хриплый с еврейским акцентом, а другой… ну, да читатели сами знают, кто говорил за дверью. Не долго думая, Сашка вошёл в дверь и остановился на пороге комнат. Его не замечали.

— Ей-богу, как честный еврей, под Пуришкевича я вам аванса не дам, не могу.

Аверченко выпрямился, и глаза его сверкнули, и… (о Боже!) и он с жалобным видом опустился перед Корнфельдом на колени, приговаривая:

— Ну не 50, ну 40, ну З5, что вам, жаль что ли?

— Ну так и быть, 25 я