Таким образом, у Канта обоснование его морального закона вовсе не есть ни эмпирическое констатирование его как факта сознания, ни апелляция к моральному чувству, ни petitio principii под громким современным названием „абсолютного постулата“: это очень сложный процесс мышления, который проходит перед нами дважды, на стр. 17 и 51 (R., стр. 22 и 46), и поясненное изложение которого будет таково.
Так как Кант, отвергая всякие эмпирические импульсы у воли, заранее отказался, как от эмпирических, от всех объективных и всех субъективных данных, на которых можно было бы обосновать какой-либо закон для нее, то у него ничего не остается в качестве материала этого закона, кроме его собственной формы. А эта последняя есть именно лишь закономерность. Закономерность же состоит в обязательности для всех, т. е. во всеобщем значении. Оно, поэтому, и становится материалом. Следовательно, содержанием закона будет не что иное как сама его общеобязательность. Таким образом, он будет гласить: „Поступай лишь по правилу, относительно которого ты в то же время можешь желать, чтобы оно стало всеобщим законом для всех разумных существ“. — Вот в чем, стало быть, заключается никем не признанное подлинное обоснование кантовского морального принципа, т. е. фундамент всей его этики. — Сравни также Критику практического разума, стр. 61 (R., стр. 147), конец примечания 1-го. — Я готов засвидетельствовать свое искреннее удивление перед великим остроумием, с каким Кант выполнил свой фокус, но буду руководствоваться в своем серьезном исследовании мерилом истины. Замечу еще только, чтобы вернуться к этому еще потом, что разум, раз и поскольку он проделывает только что изложенное специальное рассуждение, получает название практического разума. Но категорический императив практического разума, это закон, получающийся как результат изложенного процесса мысли: таким образом, практический разум вовсе не есть, как это думали большинство авторов, а равным образом уже и Фихте, ни к чему более не сводимая особая способность, какая-то qualitas occulta, особого рода инстинкт моральности, подобный Гётчесонову moral sense, — а представляет собою (как говорит сам Кант в предисловии, стр. XII, по R. стр. 8, и довольно часто в других местах) то же что и теоретический разум, именно это он самый и есть, поскольку он совершает изложенный мыслительный процесс. Что касается Фихте, то он называет категорический императив Канта абсолютным постулатом (Основоположение общего наукословия — Grundlage der gesammten Wissenschaftslehre, Тюбинген 1802, стр. 240, примечание). Это — современное, скрашивающее выражение для petitio principii, и в таком-то
