в состоянии был, по крайней мере в возможности, преодолевать противодействующие эгоистические мотивы, при всей их огромной силе. Ибо мораль имеет дело с действительным поведением человека, а не с априорным построением карточных домиков, результаты которого никого не заинтересуют среди настоятельных житейских забот, так что действие этих результатов перед напором страстей можно сравнить с действием клистирной струи при пожаре. Как я упоминал уже выше, Кант видит большую заслугу своего морального закона в том, что он основан исключительно на абстрактных, чистых понятиях a priori, т. е. на чистом разуме, благодаря чему он имеет силу не только для людей, но и для всех разумных существ как таких. Тем больше приходится жалеть, что по крайней мере людей чистые, абстрактные понятия a priori, без реального содержания и без какой бы то ни было эмпирической основы, никогда не могут привести в действие: о других разумных существах я не могу судить. Поэтому второй недостаток кантовской основы моральности — отсутствие реального содержания. Недостаток этот до сих пор не был замечен, так как в ясно описанном выше подлинном фундаменте кантовской морали отдавали себе основательный отчет вероятно лишь крайне немногие из тех, кто его прославлял и пропагандировал. Итак, второй недостаток заключается в совершенном отсутствии реальности, а потому и действенности. Фундамент этот висит в воздухе, как паутина отвлеченнейших, самых бедных по содержанию понятий, ни на что не опирается и потому ничего не может поддерживать, ничего приводить в движение. А между тем Кант наложил на него бесконечно тяжелый груз, именно — предпосылку о свободе воли. Несмотря на свое неоднократно высказанное убеждение, что в поступках человека безусловно не может быть речи о свободе, что теоретически ее нельзя усмотреть даже в возможности (Критика практического разума, стр. 168, R., стр. 223), что, если бы было дано точное знание характера человека и всех действующих на него мотивов, то поведение его можно было бы вычислить с такой же уверенностью и точностью, как лунное затмение (там же, стр. 177, R., стр. 230), — несмотря на это Кант все-таки, просто по доверию к своему висящему в воздухе фундаменту морали, признает свободу, хотя лишь idealiter и в качестве постулата, именно в знаменитом выводе: „Ты можешь, ибо ты должен“. Но раз ясно признано, что какая-либо вещь не существует, и не может существовать, то что тут могут сделать всякие постулаты? В таком случае надлежало бы скорее отбросить то, на чем основывается постулат, отбросить как невозможное предположение, по правилу a non posse ad non esse valet consequentia и помощью апагогического доказательства, которое, таким обра-
