зом, нанесло бы тут смертельный удар категорическому императиву. Вместо того однако здесь на одном ложном учении выводится другое.
Кант сам, без сомнения, сознавал про себя недостаточность фундамента морали, состоящего исключительно из двух-трех совершенно абстрактных и лишенных содержания понятий. Именно, в Критике практического разума, где он, как сказано, вообще обнаруживает уже менее строгости и методичности, а к тому же стал смелее, благодаря своей уже достигнутой славе, фундамент этики постепенно все более меняет свой характер, готов забыть, что представляет собою простую ткань абстрактных сочетаний понятий, и, по-видимому, желает стать более вещественным. Так, например, там на стр. 81 (R., стр. 163) „моральный закон оказывается как бы фактом чистого разума“. Как понимать это странное выражение? В других местах фактическое всюду противопоставляется познаваемому из чистого разума. — Равным образом там же на стр. 83 (R., стр. 164) идет речь о „разуме, непосредственно определяющим волю“, и т. д. При этом остается вспомнить, что в Основоположении прямо и неоднократно отвергается всякое антропологическое обоснование, всякое доказательство категорического императива как факта сознания, ибо обоснование это было бы эмпирическим. Однако, одобренные таким случайным выражением, последователи Канта пошли по этому пути гораздо-гораздо дальше. Фихте (Система морали, System der Sittenlehre, стр. 49) прямо предостерегает, „чтобы бы мы не увлекались желанием дать дальнейшее объяснение сознанию, что у нас есть обязанности, и выводить его из внешних для него оснований, так как это наносит ущерб достоинству и абсолютности закона“. Хорошая отговорка! Затем далее там же на стр. 66 он говорит, будто „принцип нравственности есть мысль, основывающаяся на интеллектуальной интуиции абсолютной деятельности интеллекта и представляющая собою непосредственное понятие чистого интеллекта о себе самом“. Под какими однако прикрасами подобный пустозвон старается скрыть свою беспомощность! Кто хочет убедиться, насколько основательно кантианцы постепенно забыли и стали игнорировать первоначальное кантовское обоснование и выведение морального закона, пусть прочтет весьма достойную внимания статью в Рейнгольдовых Beiträge zur Uebersicht der Philosophie am Anfang des 19 Jahrhunderts, тетрадь 2, 1801. Там, на стр. 105 и 106, утверждается, „что в кантовской философии автономия (однозначащая с категорическим императивом) есть факт сознания и не может быть сведена ни к чему дальнейшему, так как она сказывается в непосредственном сознании“. В таком случае она получает себе антропологическое, т. е. эмпирическое обоснование, что̀ противоречит прямым и неоднократным разъяснениям Канта. Тем не менее
