и прилежанием. И этим он на самом деле возбудил у немецкой публики высокое мнение о заключенной в его абракадабре премудрости, — ведь немцы думают:
|
Sic sehen stolz und imzufrieden aus: |
(„У них гордый и недовольный вид: по-видимому, они из благородной семьи“).
Самостоятельность суждений — привилегия немногих: остальными руководит авторитет и пример. Они смотрят чужими глазами, слышать чужими ушами. Нет, поэтому, никакого труда думать так, как в данное время думает весь свет; но думать, как все будут думать через тридцать лет, на это способен не всякий. Таким образом, кто, приученный к estime sur parole и приняв в кредит достоуважаемость какого-нибудь писателя, пожелает потом внушить ее и другим, тот легко может попасть в положение человека, который учел фальшивый вексель: когда он предъявит его для акцептации и получит обратно с обидным протестом, это научит его другой раз внимательнее относиться к подписи векселедателя и тех, кто поставил на векселе свой бланк. Мне пришлось бы отречься от своего искреннего убеждения, если бы я не признал, что почетный титул summi philosophi, употребленный Датской Академией по отношению к этому губителю бумаги, времени и ума, объясняется главнейшим образом теми хвалебными кликами, какие искусственно возбуждены по его адресу в Германии, а также большим числом его партизанов. Мне представляется поэтому целесообразным напомнить Королевской Датской Академии прекрасные слова, которыми некий действительный summus philosophus, Локк (удостоившийся чести получить от Фихте название самого плохого из всех философов), заканчивает предпоследнюю главу своего знаменитого шедевра. В угоду отечественным читателям привожу здесь это место в переводе:
„Как ни много кричат на свете по поводу заблуждений и мнений, я должен однако отдать людям справедливость и заявить, что во власти заблуждений и ложных мнений находятся не столь многие, как это обычно принимают. Не то, чтобы я полагал, будто они признают истину, — но на самом деле у них совсем нет никаких мнений и мыслей относительно тех учений, которыми они доставляют столько хлопот себе и другим. Ибо если бы кто-нибудь немножко поисповедовал огромное большинство всех партизанов большей части сект на свете, тот не нашел бы, чтобы сами они держались какого-либо мнения относительно вещей, из-за которых они так ужасно усердствуют; еще менее оказалось бы у него причин думать, будто мнение
