содержания или даже преисполненных бессмыслицы изречениях этого философского шарлатана находят дивную глубину премудрости. Exempla sunt odiosa: вот почему я беру этих господ лишь in abstracto, посвящая им поучение, что ничем мы так глубоко себя не унижаем по части интеллекта, как удивлением и похвалами по адресу того, что́ плохо. Ибо справедливо говорит Гельвеций: le degré d’esprit nécessaire pour nous plaire, est une mesure assez exacte du degré d’esprit que nous avons [„степень ума, необходимая, чтобы нам нравиться, — вот довольно точный показатель степени ума, какою обладаем мы сами“]. Гораздо скорее можно извинить, если некоторое время не пользуется признанием заслуга: ибо всякого рода совершенство, благодаря своей самобытности, появляется перед нами в столь новом и чуждом виде, что для того, чтобы признать его с первого взгляда, требуется не только рассудок, но и близкое знакомство с соответствующей областью; потому-то оно обычно находит себе позднее, и тем более позднее признание, чем к высшему разряду относится: действительные просветители человечества разделяют судьбу неподвижных звезд, свет которых лишь через много лет может попасть в пределы человеческого кругозора. Напротив, почитание плохого, фальшивого, бездарного или даже вздорного и прямо бессмысленного не допускает никакого оправдания: человек здесь раз навсегда доказывает, что он олух, и, следовательно, таким до конца своих дней и останется — уму научиться нельзя. — С другой стороны, я, пользуясь данным мне поводом, для того чтобы по заслугам отнестись к гегельщине, этой чуме немецкой литературы, уверен в благодарности людей честных и понимающих, какие быть может еще существуют. Ибо они всецело будут разделять мнение, которое с удивительным единодушием высказывают Вольтер и Гёте, в таких выражениях: „La faveur prodiguée aux mauvais ouvrages est aussi contraire aux progrès de l’esprit que le déchainement contre les bons“ („Благосклонность, расточаемая плохим произведениям, столь же вредит успехам ума, как и ожесточенное гонение против хороших“. Письмо к герцогине дю-Мэн). „Подлинный обскурантизм не в том, что мешают распространению истинного, ясного, полезного, а в том, что дают ход фальши“. Nachlass, т. 9, стр. 54). А в какую же эпоху можно было наблюдать столь планомерное и насильственное культивирование безусловно негодного, как в Германии за эти последние двадцать лет? Когда еще можно отметить подобный апофеоз бессмыслицы и сумасбродства? Для какого другого времени столь пророческим указанием были стихи Шиллера:
|
Ich sah des Ruhmes heil’ge Kränze |
