(„Я видел священные венцы славы оскверненными на дюжинных головах“).
Поэтому-то испанский отрывок, который я приведу, чтобы повеселее закончить это предисловие, так удивительно подходит к современности, что может возникнуть подозрение, не написан ли он в 1840 г., вместо 1640 г.: я заявляю однако, что он представляет собою точный перевод из Criticon Бальтасара Грациана, ч. III, crisi 4, стр. 285 первого тома первого антверпенского in-quarto издания Obras de Lorenzo Gracian, 1702.
„…Но путеводитель и отрезвитель двух наших путешественников[1] нашел возможным из всех похвалить лишь одних канатчиков — за то, что они идут в обратном направлении со всеми прочими.
Когда они наконец приехали, внимание их было привлечено звуками. Осмотревшись во все стороны, они увидели на обыкновенных дощатых подмостках ловкого краснобая, окруженного большим мельничным колесом публики, которую именно тут обмолачивали и обделывали. Он крепко держал эту публику как своих пленников, прицепленных за уши, — хотя и не золотою цепью фиванца[2], а железною уздой. И вот, этот молодчик с ужасающим многословием, которое в этом деле необходимо, предлагал напоказ разные диковины. „Теперь, господа“, — говорил он, „я предъявлю вам крылатое чудо, которое при том же чудо по уму. Мне приятно, что я имею дело с лицами понимающими, с людьми настоящими: должно однако заметить, что если как-нибудь среди нас окажутся не одаренные совершенно необыкновенным умом, то они могут поскорее удалиться, потому что им не могут быть понятны высокие и тонкие вещи, какие сейчас будут происходить. Итак, внимание, господа с понятием и умом! Теперь появится орел Юпитера, который говорит и рассуждает, как таковому подобает, шутит, как Зоил, язвит, как Аристарх. Всякое слово, выходящее из его уст, заключает в себе какую-нибудь тайну, какое-нибудь остроумную мысль с сотней намеков на сотню вещей. Все, что он ни скажет, все это будут сентенции самой
- ↑ Критило, отец, и Андренио, сын. „Отрезвитель“ — Desengano, т. е. освобождение от обмана; это второй сын истины, первенец которой есть ненависть: veritas odium parit („истина родит ненависть“).
- ↑ Автор разумеет Геркулеса, о котором он ч. II, cr. 2, стр. 133 (а также в Agudeza y arte, Disc. 19; равным образом — в Discreto, стр. 398) говорит, что с его языка исходили цепочки, привязывавшие к нему окружающих за уши. Автор смешивает однако (введенный в заблуждение одной эмблемой у Алциата) Геркулеса с Меркурием, который изображался в таком виде, как бог красноречия.
