выспренней глубины“[1]. — „Это, без сомнения“, — сказал Критило, „будет какой-нибудь богач или вельможа: ибо будь он беден, все им сказанное было бы никуда не годным. Хорошо, когда поешь серебряным голосом, а еще лучше — когда говоришь золотым клювом“. — „Ну!“ — продолжал шарлатан, „пусть-ка теперь откланяются господа, кто сам не орел по уму: ибо им тут делать теперь нечего“. — Что это? Никто не уходит? Никто не трогается с места? — Дело было в том, что никто не склонялся к пониманию, что у него нет понимания; все, напротив, считали себя очень понимающими, необычайно ценили свой ум и имели о себе высокое мнение. И вот он потянул за какую-то грубую узду, и появилось — глупейшее из животных, ибо даже и назвать-то его составляет оскорбление. „Здесь вы видите“, — вскричал обманщик, „орла, орла по всем блестящим качествам, по мысли и по речи. Пусть только никто не вздумает сказать противоположное, ибо в таком случае он сделает плохую честь своему уму“. — „Ей-Богу“, — воскликнул один, „я вижу его крылья: о, как они величавы!“ — „А я“, — сказал другой, „могу пересчитать на них перья: ах, как они прекрасны!“ — „Разве вы не видите этого?“ — обратился один к своему соседу. — „Я не вижу?“ — вскричал тот, „конечно — вижу, да и как еще ясно!“ Но один правдивый и рассудительный человек сказал своему соседу: — „Как честный человек, я не вижу, чтобы это был орел и чтобы у него были перья; но вон, бесспорно, четыре хромые ноги и весьма почтенный хвост“. — „Тссс!.. Тссс!..“ — обратился к нему на это один его приятель, „не говорите этого, вы себя совсем погубите: они вообразят, будто вы большой… et cetera. Ведь вы слышите, что́ говорим и делаем мы; ну и следуйте за течением“. — „Клянусь всеми святыми“, — сказал другой, тоже правдивый человек, „что это не только не орел, но даже прямо его антипод: я говорю, что это большой… et cetera“. — „Молчи, молчи!“ — остановил, толкая его локтем, приятель, „ты хочешь, чтобы тебя все подняли на смех? Ты не должен называть его иначе как орлом, хотя бы ты думал совсем противное: ведь мы все так поступаем“. — „Замечаете ли вы“, — закричал шарлатан, „ту тонкость ума, какую он перед нами обнаруживает? Кто ее не уловит и не поймет, того должно признать лишенным всякой гениальности“. Тотчас выскочил какой-то бакалавр, восклицая: — „Какая прелесть! Что за великие мысли! Великолепнее нет ничего на свете! Какие изречения! Дайте мне их записать! Вечно пришлось бы жалеть, если бы из них про-
- ↑ Выражение Гегеля в гегелевой газете, vulgo Jahrbücher der wissenschaftlichen Litteratur, 1827, № 7. В оригинале сказано просто: profundidades y sentencias.
