великое учение почти на каждой странице: оно неустанно повторяется, в бесчисленных оборотах, и поясняется многоразличными образами и притчами. Что оно равным образом лежало в основе мудрости Пифагора, в этом совершенно нельзя сомневаться даже по тем скудным известиям, какие дошли до нас о его философии. Всем известно, что только в нем заключалась почти вся философия Элейской школы. Впоследствии им были проникнуты новоплатоники, учившие, что διὰ τὴν ἑνότητα ἀπάντων πάσας ψυχὰς μίαν εὶναι („благодаря единству всех, все души составляют одну“). В 9-м столетии оно неожиданно выступило в Европе у Скота Эригены, который, одушевленный им, стремится облечь его в формы и выражения христианской религии. Среди магометан мы находим его в виде одушевленной мистики суфиев. На Западе же Джордано Бруно поплатился позорной и мучительной смертью за то, что не мог противостоять стремлению высказать эту истину. Тем не менее мы видим, что ею заражены, против своего желания и намерения, и христианские мистики, когда и где только они ни появляются. С нею отождествлено имя Спинозы. Наконец, в наши дни, после того как Кант уничтожил старый догматизм, и мир в ужасе стал перед дымящимися развалинами, это познание было вновь пробуждено эклектической философией Шеллинга, который, амальгамируя учения Плотина, Спинозы, Канта и Якова Бёме с результатами нового естествознания, на скорую руку составил из них одно целое, чтобы на время удовлетворить настоятельной потребности своих современников, и затем разыгрывал его с вариациями: вследствие чего учение это повсюду вошло в силу у ученых Германии и даже получило себе почти всеобщее распространение среди просто образованных людей[1]. Исключение составляют только теперешние университет-
- ↑
On peut assez longtemps, chez notre espèce,
Fermer la porte à la raison.
Mais, dès qu’elle entre avec adresse,
Elle reste dans la maison,
Et bientôt elle en est maîtresse. Вольтер.(„У нашей породы можно довольно долго закрывать дверь разуму. Но коль скоро он с ловкостью введен, он остается в доме и скоро становится его хозяином“).
том попали в текст. Но ее вполне отстаивают санскритолог Ф. Г. Г. Виндишман (сын), в своем Sancara, sive de theologumenis Vedanticorum, 1833, стр. XIX, а также Бохингер, De la vie contemplative chez les Indous, 1831, стр. 12. — Даже незнакомый с санскритом читатель, сравнив новейшие переводы отдельных Упанишад, принадлежащие Раммогуну Рою, Поли и даже Кольбруку, а также самые последние Рёера, ясно убедится, что с строгой дословностью переведенный Анкэтилем на латинский язык персидский перевод мученика этого учения, султана Дарашакоха, основан на точном и полном буквальном понимании, — тогда как те другие переводчики большею частью идут ощупью и прибегают к догадкам, так что, без всякого сомнения, они гораздо менее точны. — Подробности относительно этого можно найти во втором томе Парергов, гл. 16, § 184.
