не окажется ли это, в лишенных познания, даже жизни существах лежащее внутреннее условие их реакции на внешние причины тождественным по своей сущности с тем, что́ мы называем в себе волею, как в этом хотел действительно убедить нас один философ новейшего времени? Вопрос этот я оставляю открытым, не желая однако прямо противоречить такому его решению[1].
Но я не могу оставить без разъяснения ту разницу, какая обнаруживается в мотивации, благодаря особенности человеческого сознания сравнительно с сознанием всякого животного. Особенность эта, обозначаемая собственно словом разум, состоит в том, что человек, в противоположность животному, не только способен к интуитивной концепции внешнего мира, но может еще из этой концепции абстрагировать общие понятия (notiones universales), а чтобы фиксировать и удерживать их в своем чувственном сознании, он отмечает эти понятия словами: это дает ему возможность строить из них бесчисленные комбинации, которые, относясь везде, как и составляющие их понятия, к наглядно познаваемому миру, в то же время образуют собственно то, что́ мы называем мыслить и благодаря чему становятся возможными великие преимущества человеческого рода перед всеми остальными, — именно язык, обдуманность, взгляд на прошлое, забота о будущем, цель, умысел, планомерность, совокупная деятельность многих индивидуумов, государство, науки, искусства и т. д. Все это основывается на одной только способности — способности иметь не интуитивные, абстрактные, общие представления, называемые понятиями (т. е. совключениями вещей) ввиду того, что каждое из них обымает собою много отдельных объектов. Животные, даже умнейшие, лишены этой способности, — так что у них имеются единственно только наглядные представления, и они, следовательно, познают лишь непосредственно данное, живут исключительно настоящим. Поэтому мотивы, которыми приводится в движение их воля, всегда должны быть наглядными и наличными. Отсюда получается, что они располагают крайне незначительным выбором, именно лишь выбором между тем, что́ наглядно дано их ограниченному кругозору и конципирующей способности, т. е. между наличной во времени и пространстве действительностью: и здесь более сильный, в качестве мотива, элемент тотчас определяет их волю, — вследствие чего причинность мотива выступает тут очень ясно. Кажущимся исключением из этого правила является дрессировка, страх, действующий через посредство привычки; подлинное до некоторой степени исключение есть инстинкт,
- ↑ Само собою разумеется, что я здесь имею в виду самого себя и не мог говорить в первом лице только ввиду требовавшегося при конкурсе инкогнито.
