поскольку благодаря ему животное во всей совокупности своего поведения приводится в движение собственно не мотивами, а внутренним влечением и стремлением, которое однако свое ближайшее определение, в подробностях отдельных поступков и для каждого мгновения, опять-таки получает от мотивов, т. е. сводится к тому же правилу. Ближайшее рассмотрение инстинкта отвлекло бы меня здесь слишком далеко от моей темы: ему посвящена 27-я глава второго тома моего главного произведения. — Что же касается человека, то он, благодаря своей способности к не-интуитивным представлениям, позволяющей ему думать и размышлять, обладает бесконечно более широким кругозором, обнимающим далекое, прошлое и будущее: поэтому он обладает гораздо-гораздо более обширной сферой для воздействия мотивов, а следовательно и для выбора, нежели животное, ограниченное узким настоящим. Его деятельность обычно определяется не тем, что́ предлежит его чувственному созерцанию, непосредственно дано в пространстве и времени: определение это исходит, скорее, просто от мыслей, которые он всюду носит с собою в своей голове и которые делают его независимым от впечатлений наличной действительности. Если же они такого действия не оказывает, поведение человека носит название неразумного; напротив, мы признаем разумность за таким образом действий, который основывается исключительно на хорошо обдуманных мыслях и потому совершенно не зависит от впечатлений интуитивной действительности. Что поведением человека руководит особый класс представлений (абстрактные понятия, мысли), которого лишено животное, это — проявляется даже и вовне: на все его поступки, хотя бы самые незначительные, на все даже его движения и шаги обстоятельство это накладывает печать умысла и преднамеренности, — благодаря чему его поведение так явно отличается от поведения животных, что мы прямо видим, как его движения направляются как бы тонкими незаметными нитями (мотивами, состоящими из одних мыслей), тогда как животных заставляют двигаться грубые, заметные для глаз канаты интуитивно данной действительности. Но разница этим и ограничивается. Мотив становится мыслью, как интуиция становится мотивом, раз только она в состоянии действовать на данную волю. Но все мотивы — причины, а всякая причинность сопряжена с необходимостью. Теперь, человек, благодаря своей мыслительной способности, подмечая всякие мотивы, действующие на его волю, может представлять себе эти мотивы в любом порядке, попеременно и повторно: он преподносит их своей воле, что и называется обдумывать; он способен к обсуждению, и в силу этой способности для него открыт гораздо больший выбор, нежели какой возможен для животного. Это делает его, конечно, относительно свободным, именно
