котором ясно друг от друга отделяются причины в теснейшем смысле слова, затем раздражения и наконец мотивы, в свой черед распадающиеся на наглядные и абстрактные, мы заметим, что, если обозреть в этом отношении всю лестницу существ снизу вверх, — причина и ее действие все более и более расходятся, все яснее обособляются и становятся разнородными, при чем причина принимает все менее материальный и осязательный характер, так что содержание причины как будто становится все меньше, а содержание действия все больше: от всего этого вместе связь между причиною и действием теряет в своей непосредственной удобопонятности и вразумительности. Именно, все только что сказанное меньше всего замечается при механической причинности, которая поэтому наиболее понятна из всех видов причинного соотношения: отсюда возникло в прошлом веке ложное, еще теперь сохраняющееся во Франции, а в недавнее время и в Германии появившееся, стремление сводить к ней все другие причинности, объяснять механическими причинами все физические и химические процессы, а этим последним в свой черед пользоваться для объяснения явлений жизни. Движущееся тело толкает находящееся в покое и, сообщая ему движение, настолько же теряет в движении само: здесь перед нашими глазами причина как бы переходит в действие, — оба вполне однородны, точно соизмеримы и к тому же осязаемы. И так обстоит дело собственно со всеми чисто механическими действиями. Но чем выше мы будем подниматься по лестнице существ, тем это соответствие становится все меньше и меньше, уступая место вышеизложенному разобщению, как мы найдем это, если на каждой ступени будем рассматривать отношение между причиной и действием, — например между теплотой как причиной и ее различными действиями, каковы расширение, накаливание, плавление, испарение, сгорание, термоэлектричество и т. д.; или между испарением как причиною и охлаждением или кристаллизацией как действиями; или между трением стекла как причиною и свободным электричеством с его удивительными явлениями как действием; или между медленным окислением металлических пластинок как причиною и гальванизмом со всеми его электрическими, химическими, магнитными явлениями как действием. Итак, причина и действие всю более и более обособляются, становятся разнородными, их связь делается непонятнее, действие как будто содержит больше, нежели могла дать ему причина, — ибо последняя всегда оказывается менее материальной и осязаемой. Все это выступает еще яснее, когда мы переходим к органическим телам, где причинами являются простые раздражения, частью — внешние, как световые, тепловые, от воздуха, почвы, пищи, частью — внутренние, в виде влияния соков и частей тела друг на друга, а их действием оказывается
